Солнце уже клонилось к закату, и они не успели уйти далеко, прежде чем пришло время становиться лагерем, но никто не хотел оставаться в городе на ночь. Люди тайком рассказывали о том, что видели в тот день и строили догадки о судьбе жителей Изры. Они устроили празднество и попойку, но та не сопровождалась привычной эйфорией победителей. Иногда ветер доносил издалека стоны побежденных. Звук был столь слабым, что его можно было списать на игру воображения, а солдаты оказались достаточно пьяны, чтобы и вовсе игнорировать его, но как только они заснули, вина и ужас проникли в их рассудок, и многим снилось, как машина пожирает проигравших.
Утром армия свернула лагерь и продолжила путь домой. Тар Миннок остался на месте, прислушиваясь к звукам, что доносились со стороны пленников и машины. Они работали всю ночь, и он едва не сходил с ума от того, что мог лишь безвольно слушать, не в силах им помочь. Если он выживет, его долгом будет предупредить всех об опасности этой машины. А может быть, он просто сбежит на юг, прочь от Эзры и Изры, и никогда больше не станет говорить о них.
Б
С задней стороны машины кровь Изры струилась в яму. Всю ночь, мощным потоком. Далеко окрест по пустыне были раскиданы кости, на которых ни один стервятник не нашел бы чем поживиться. А падальщики, подбиравшиеся слишком близко, тоже притягивались машиной и шли в дело.
К утру образовалось озеро крови, начинавшей понемногу сворачиваться под утренними лучами. Солнце светило все так же неистово. Без пощады. И машина получила наконец свое алое море. То, о котором мечтала целую вечность. Она скатилась по уклону, потревожив заросшую пленкой поверхность; маниакальное завывание двигателя становилось все выше и выше. Ее борта вновь заскрипели, когда их коснулась не простая морская вода, но солоноватая человеческая плазма. Кровавое озеро сомкнулось над ними, скрыв машину из виду.
Тар Миннок наблюдал, чувствуя одновременно тошноту и облегчение. Его поразило, как тихо стало в пустыне. Машины больше не было слышно, все молчало. С великой осторожностью он стал спускаться с вершины холма, но любое его движение казалось слишком громким в пустынном безмолвии. Он молился, чтобы машина не услышала, не пришла за ним. Вскоре он уже бежал, сбросив шлем и эзранскую форму.
Много позже, в таверне портового городка О’Карна далеко на юге, Тар Миннок услышал историю от торговца, который слышал ее от другого эзранского солдата. Торговец рассказывал не слишком складно, но Тар Миннок увидел все в своем воображении. Гораздо яснее, чем мог себе представить рассказчик. После бегства он много думал о том, чему стал свидетелем, и в том, что произошло, понимал более, чем кто-либо из оставшихся в живых. Закрыв глаза, он узрел случившееся в мельчайших подробностях, но не почувствовал утраты.
Над пустыней, где многие месяцы царила тишина, раздается грохот. Скрип и лязг движущегося дерева и металла. Неистовый вопль двигателя. Жужжание и скрежет механизмов, неуязвимых для смерти. Завывания и всхлипы созданий, знающих только мрак. Отзвуки треска костей, размалываемых под гигантскими колесами. Разрушительная боевая машина движется.
По дну пыльной чаши, ямы, в которой не осталось ни капли влаги, под стенами мертвого города, покинутого давным-давно, она ползет к побережью, в поисках жидкости, что служит ей топливом и дает прохладу. С черных крюков на бортах свешиваются скелеты всех типов и размеров, гремя в такт ее движению. Машина пробирается по неровной почве пустыни. По раскалывающимся черепам и хрустящим бедренным костям.