Люсия так и сделала.
– Инспектор. Так-так.
Директор поднял взгляд от стола. За его спиной стояла, прижимая к груди стопку бумаг, Джанет, секретарша школы. Она улыбнулась Люсии, кивнула и, похоже, удивилась, не получив ответной улыбки. А затем извинилась и торопливо направилась к двери, соединявшей ее кабинет с кабинетом директора. Дверь беззвучно закрылась за ней.
– Инспектор, – повторил Тревис. – Должен признаться, не ожидал вашего визита.
– Нет, – ответила Люсия. – Полагаю, не ожидали.
Она так и осталась стоять у двери.
Директор немного помолчал. Потом откинулся в кресле назад, прокашлялся.
– Ладно, – наконец произнес он. – Чему обязан удовольствием?
– Оно закончено, – сказала Люсия. – Расследование.
– Да. Я знаю. Беседовал с вашим начальством.
– Вам не о чем беспокоиться, – продолжала Люсия. – В результатах расследования нет ничего, что может доставить вам неприятности.
Локти Тревиса упирались в подлокотники кресла. Он держал перед собой дорогую на вид ручку, подпирая ее с двух концов кончиками указательных пальцев.
– Если вы намереваетесь привести меня в замешательство, инспектор, вам следует высказываться с несколько меньшей двусмысленностью.
Люсия почувствовала, как ее легкие сжались от выплеснувшегося в кровь адреналина.
– В замешательство? – словно эхо, повторила она. – Нет, мистер Тревис. Это в мои планы не входит. Надеюсь, недавние события уже сделали это за меня.
Тревис опустил ручку на стол.
– Полагаю, чаю вы не хотите, инспектор Мэй. Имеет ли смысл предлагать вам присесть?
Люсия покачала головой.
– Не имеет, – сказал Тревис. – Разумеется. Ну что же. Давайте перейдем прямо к делу, согласны? Полагаю, вы имели в виду маленького Сэмсона. Полагаю также, что вы питаете некое недовольство, которое вам хотелось бы высказать.
– Питаю. И уже высказала. Но я надеялась, что необходимости разжевывать то, что и без того ясно нам обоим, у нас не возникнет.
– И что же это такое? – поинтересовался Тревис. – Скажите мне. Разжуйте, почему же нет?
Люсия вздохнула.
– Ответственность лежит на вас, мистер Тревис. Вы – виновная сторона. Вы повинны в смерти этого мальчика, точно так же, как повинны в том, что в актовом зале вашей школы пролилась кровь.
Несколько секунд директор сидел неподвижно. Лицо его никаких чувств не выражало. Затем он издал смешок – единственный, презрительный и резкий.
– Вы находите это забавным, мистер Тревис? Погиб еще один мальчик. Еще одна семья лишилась ребенка. А вы находите это забавным.
Лицо директора посуровело.
– Как вы смеете? – произнес он. И встал. – Повторяю: как вы смеете? Если я и нахожу в этой ситуации что-либо забавное, инспектор, так это нелепость – и неуместность – ваших утверждений.
– Я не принадлежу к числу ваших учеников, мистер Тревис.
– И что это значит?
– Это значит, не стоит разговаривать со мной так же, как с ними.
Директор усмехнулся снова.
– Я буду разговаривать так, как сочту нужным, юная леди. Да и какое право имеете вы требовать чего-то иного? Какое право имеете нагло врываться в мой кабинет и предъявлять мне обвинения, которые, как вам прекрасно известно, вы ничем подкрепить не можете?
– С юридической точки зрения вы, судя по всему, правы. Я не могу подкрепить их, во всяком случае, не настолько, чтобы они произвели впечатление на тех, кто принимает решения о необходимости каких-либо действий. Но я увидела и услышала достаточно, чтобы убедиться в их истинности.
Директор презрительно поморщился.
– Не следует особенно доверять тому, что говорят вам школьники и, – он мотнул головой в сторону двери смежного кабинета, – секретарши, инспектор. И те, и другие печально известны чрезмерной живостью воображения.
Из-за двери донесся шум, там что-то упало или опрокинулось, – по-видимому, Джанет отпрянула от двери, у которой подслушивала, и сбила на пол некую безделушку из тех, что во множестве, как уже знала Люсия, украшали ее письменный стол.
– Выводы из услышанного я делаю самостоятельно, мистер Тревис.
– Да что вы? Весьма прискорбно, в таком случае, что ваше начальство с ними, похоже, не соглашается. Как оно прореагировало, когда вы изложили ему вашу теорию?
– Дело Зайковски, как вам хорошо известно, закрыто. Дело Сэмсона вряд ли будет открыто. Весьма, как вы выражаетесь, прискорбно. Более того: позорно.
Директор школы улыбнулся. И даже ухмыльнулся.
– Вы называете это позором. А я здравым смыслом – качество, до прискорбного редкое среди государственных служащих нашей страны. – Он снова сел, снова откинулся на спинку кресла. – Вы избрали предметом нападок меня, инспектор. Почему? Почему не детей, которые мучили маленького Сэмсона? Почему не их родителей? А Зайковски? Вы действительно считаете, что я несу за случившееся ответственность большую, чем человек, лишивший жизни тех несчастных детей?