Разум и чувства

Фанни протянула руку и взяла крупную, налитую соком ягоду из миски, которую держала Белл.

— Очень может быть. Но ей не обязательно было соглашаться.

Белл сделала шаг назад, чтобы Фанни не могла дотянуться до миски.

— Прошу прощения! — оскорбленным тоном воскликнула она.

Фанни посмотрела на ягоду у себя в руке, а потом перевела взгляд на Белл.

— Не стройте никаких иллюзий, — сказала она.

— Но…

— Слушайте, — перебила ее Фанни. — Вот что я вам скажу: мой отец сам пробивал себе дорогу и добился больших успехов исключительно ценой собственных усилий. Он амбициозен, и это касается в том числе его детей. Ему наверняка понравится в Норленде. Но ему совершенно точно не понравится, если его сын даст себя окрутить какой-то побирушке, полукровной сестрице зятя, да к тому же незаконнорожденной. И тем более против будет наша мать — если, конечно, узнает. — Фанни сделала паузу, а потом добавила:

— Не говоря уже обо мне.

Белл, потрясенная, во все глаза смотрела на нее.

— Фанни, я не верю своим ушам!

Фанни взмахнула рукой с зажатой в ней ягодой малины.

— Мне все равно, верите вы или нет. Это не имеет никакого значения. Но когда Элинор вернется из своего маленького романтического путешествия в моей машине с моим братом, вам придется сказать ей кое-что. Всего три слова. Даже не думай! Вы меня поняли, Белл? Думать не смей об Эдварде.

С этими словами она бросила ягоду на землю и раздавила носком лаковой туфельки.

Эдвард протянул ей бумажный кулек.

— Возьми еще картошки.

Элинор лежала на спине, на поношенной куртке Эдварда, которую тот расстелил для нее поверх гальки. Она помахала рукой.

— Больше не могу.

— Один кусочек.

— Честное слово, не могу. Было очень вкусно. И рыба — просто идеальная. Кстати, спасибо, что не переборщил с уксусом.

Эдвард бросил в рот еще ломтик картошки.

— У меня с ним сложные отношения.

Элинор тихонько фыркнула.

— Похоже, ты понимаешь, о чем я говорю, — рассмеялся Эдвард ей в ответ. — Слишком уж он едкий. Как некоторые люди.

— Да уж. Но не будем называть имен.

Он прилег рядом с ней, опираясь на локоть. Потом заговорщицки произнес:

— Тем более что мы оба знаем, кого имеем в виду. А ведь ты еще не видела нашей матери!

Элинор вытянула вверх обе руки и переплела пальцы, устремив взгляд высоко в ярко-синее небо.

— Кстати, о матерях…

— Тебе когда-нибудь говорили, — перебил ее Эдвард, — что, когда ты разговариваешь, у тебя двигается кончик носа? Совсем чуть-чуть, вверх-вниз. Ужасно мило!

Элинор подавила улыбку. Потом опустила руки.

— Так вот, о матерях, — повторила она.

— Ну ладно, ладно. О матерях. И что с ними?

— Ну, моя очень добрая, но…

— О да, я знаю.

— …но иногда она просто сводит меня с ума. Честное слово! Каждый день ездит смотреть для нас дома. Думаю, в Восточном Сассексе не осталось ни одного агента по недвижимости, с которым она еще не встречалась.

Эдвард осторожно поднял палец и прикоснулся к кончику ее носа. Потом сказал:

— Но ведь это хорошо! Она не теряет оптимизма.

Элинор постаралась не обращать на его палец внимания.

— Конечно. В теории. Но она же смотрит дома, которые мы никогда себе не сможем позволить. Какие-то коттеджи с пятью спальнями и тремя ванными — а один раз принялась расхваливать нам дом с бассейном и оранжереей! Можешь себе представить?

— Но…

Элинор повернула голову, чтобы посмотреть Эдварду в лицо, и отмахнулась от его пальца.

— Эд, в действительности нам не хватает даже на сарайчик в саду! Но она ничего не желает слушать.

— Они все такие.

— Кто, матери?

— Ну да, — обреченно согласился Эдвард. — Они никогда не слушают.

— Ты хочешь сказать, что и твоя не прислушивается к тебе?

Эдвард перекатился на спину.

— Я, как выяснилось, вообще никому не интересен.

— Ладно тебе!

— Я подавал заявление в «Международную амнистию»,[2] но они сказали, что для вакансий, которые у них есть, я не обладаю достаточной квалификацией. То же самое с «Оксфам».[3] Я уже согласен даже на юриспруденцию: лишь по той причине, что «Хьюман Райтс Вотч»[4] могут — теоретически! — пригласить меня на собеседование, если я соберу все нужные документы.

Секунду помолчав, Элинор спросила:

— А как ты сам думаешь, что у тебя хорошо получается?

Эдвард взял в руки камешек и стал пристально его разглядывать. Потом сказал изменившимся, гораздо более уверенным голосом:

— Организовывать что-нибудь. Я не говорю о подсчетах количества шампанского на двести гостей, этим у нас занимается Роберт. Я имею в виду серьезные вещи. У меня есть организаторские способности. На самом деле.

— Я заметила.

— Вообще-то…

— Например, сегодня, — заговорила Элинор, — ты прекрасно вел машину, легко нашел парковку, договорился с управляющим в магазине сантехники, чтобы тебе отыскали нужные краны, был тверд с этой бестолковой кассиршей, у которой надо было выкупить для Фанни билеты, выбрал тот самый каталог обоев, купил лучшие в городе фиш-энд-чипс и точно определил на пляже место, где можно спрятаться от ветра.

— Ну… пожалуй, да. Хотя это, конечно, мелочи.

— Но весьма важные. И показательные.

Эдвард приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.