Разум и чувства

Болезнь Марианны, хотя и тяжелая, все же тянулась недолго, и девушка быстро шла на поправку. А природная сила молодости и материнская любовь оказались настолько действенными средствами, что больная уже через четыре дня смогла самостоятельно подняться и появиться в гостиной миссис Палмер. Куда, по ее собственной просьбе, был приглашен полковник Брэндон, которого ей не терпелось поблагодарить за его неоценимый поступок.

Когда он вошел в комнату, то сразу переменился в лице при виде усталых глаз Марианны. Он с нежностью принял ее бледную руку, которую она тотчас протянула ему, и Элинор показалось, что такое поведение свойственно мужчине, которому больше незачем скрывать свою любовь. Она не могла не заметить противоречивых чувств на его печальном лице, полковник поднимал на ее сестру глаза полные грусти и нежности, и она решила, что он невольно сравнивает Элизу и Марианну. В благодарном взгляде ее впалых глаз, в бледности кожи и бессилии, он, несомненно, улавливал их сходство и чувствовал, что еще совсем немного, и Марианна поправится, и его заветное желание исполнится.

Миссис Дэшвуд, не менее внимательно следившая за этой сценой, но совсем с другими мыслями, не увидела в поведении полковника того, чего так страстно желала. Неужели она опять вообразила себе больше, чем было на самом деле?

Прошло еще два дня, Марианне становилось заметно лучше и миссис Дэшвуд начала поговаривать об отъезде в Бартон. От ее решения сейчас зависели дальнейшие планы двух ее друзей. Миссис Дженнингс не могла оставить Кливленд, пока Дэшвуды были здесь, да и полковник Брэндон, задержавшийся в именье из-за них, прочно обосновался в комнате наверху, так как не мог оставить дам в это трудное время одних. Они оба поддерживали решение миссис Дэшвуд вернуться в Бартон и предлагали ей каждый свой экипаж, но она выбрала экипаж полковника, как более комфортный для ее приболевшей дочери. Полковник с благодарностью принял приглашение миссис Дэшвуд и миссис Дженнингс, которая также гостеприимно приглашала его в коттедж Дэшвудов, как к себе домой, и пообещал навестить их в Бартоне через несколько недель.

И вот долгожданный день отъезда настал.

Марианна, которая так ждала его, в это утро никак не могла распрощаться с миссис Дженнингс, они расставались так радушно и трогательно, как два очень близких человека, которых теперь многое связывает, затем она тепло и быстро, в надежде на скорую встречу, простилась с полковником Брэндоном. Тот осторожно помог ей подняться в экипаж, и усадил так, чтобы она занимала его добрую половину и чувствовала себя уютно в дальней дороге. Миссис Дэшвуд и Элинор поднялись следом. Взволнованные они говорили между собой о предстоящем путешествии, когда экипаж тронулся. Миссис Дженнингс и полковник Брэндон провожали их взглядом и грустно стояли вдвоем, пока карета не скрылась из вида. Затем пожилая дама отправилась домой, а полковник Брэндон – в одиночестве в Делафорд.

Дэшвуды пробыли в пути два дня, и Марианна хорошо чувствовала себя в дороге. Возможно, потому, что рядом были мать и сестра. Элинор, глядя на выздоравливающую Марианну, не скрывала радости. Еще совсем недавно она видела ее такой измученной и страдающей, с болью в сердце, о которой она из гордости не хотела говорить, теперь же перемена в ней была очевидна – Марианна, наконец, похоже обрела спокойствие души. И в этом была немалая заслуга Элинор.

Как только они въехали в Бартон – сразу узнали родные просторы, где каждый луг и каждое дерево, казались знакомыми, но почему-то пробуждали печальные воспоминания. Марианна загрустила, смолкла и, повернувшись к окну, так чтобы мать и сестра не могли видеть ее лица, и задумчиво смотрела на проплывающие мимо весенние пейзажи сквозь пелену слез. Элинор не осуждала ее за эту душевную слабость. Помогая Марианне выйти из экипажа, она вдруг заметила, что сестра плачет, и искренне посочувствовала ей. Когда они, наконец, вошли в свою маленькую гостиную, то Марианна обвела ее нежным и печальным взглядом, как будто замечая каждый предмет, напоминающий ей о Уиллингби. И постаралась быть сильной. Она говорила о нем мало, но всякий раз с иронией, а если вдруг с ее губ срывался вздох, он тут же сменялся улыбкой. После обеда она попробовала сыграть на своем пианофорте. Она уверенно подошла к инструменту, но первые попавшиеся ноты оказались оперой, подаренной ей Уиллингби. Несколько любимых партий, которые они с удовольствием исполняли дуэтом, а сверху красовался этот проклятый подарочный лист с ее именем, которое он вывел своей трепетной рукой. Это оказалось свыше ее сил. Она покачала головой, убрала ноты на место, пробежалась несколько раз по клавишам и закрыла инструмент, сказав, с некоторым смущением, что ее пальцы потеряли прежнюю гибкость, но со временем она вернет им былое мастерство.