Разум и чувства и гады морские

Пока Элинор пыталась разобраться, что могло послужить причиной такого преображения, из конверта выпал второй листок бумаги — это был не привычный пергамент из водорослей, а тончайший листок, вырванный, как сразу поняла Элинор, из фамильной Библии Дэшвудов. Взяв его в руки, она увидела, что это страница из Книги пророка Исайи с одним стихом, обведенным, как с ужасом догадалась Элинор, кровью Маргарет: «В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим, и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское».

Элинор торопливо сложила листок и спрятала его за корсаж. Финал письма тоже не принес утешения: Уиллоби заполнял каждую его страницу. Марианна с прежним нетерпением начала рваться домой — матушка, с ее чрезмерной, хотя и ошибочной верой в Уиллоби, теперь была ей еще дороже, чем прежде, и, как безумная, она требовала, чтобы они немедленно покинули Подводную Станцию Бета. Элинор, не уверенная, где Марианне будет лучше, на Станции или на Погибели, посоветовала лишь потерпеть, пока им не станет известно мнение матушки.

Миссис Дженнингс покинула их ранее обыкновенного — ей не было покоя, пока Палмеры и Мидтлоны не могли разделить ее возмущение. Элинор с тяжелым сердцем, зная, какую боль она причинит, села писать матери, подробно излагая все, что произошло, и справляясь о здоровье Маргарет. Марианна сидела с ней за столом, следила за движениями ее пера и причитала, как тяжела выпавшая Элинор задача и каким ударом станет это письмо для матушки.

Так продолжалось четверть часа, когда вдруг Марианна, столь расстроенная, что ей был невыносим любой внезапный звук, вздрогнула от стука в дверь.

— Кто это может быть? — воскликнула Элинор. — В такой ранний час! Я думала, что пока еще мы в безопасности.

Марианна подошла к окну.

— Полковник Брендон! Фу! — с досадой сказала она. — От него нам нигде не укрыться!

— Миссис Дженнингс нет дома, он не станет заходить.

— Я бы не стала на это надеяться, — ответила Марианна, направившись в свою комнату. — Если человеку, да хоть бы и осьминогу, некуда девать свое время, он и чужое тратит без зазрения совести.

Она оказалась права, ибо полковник и в самом деле зашел в дом. Элинор, убежденная, что его привело беспокойство о Марианне, и углядевшая подтверждение своей правоты в том, как горестно обвисли его щупальца, не могла простить сестре пренебрежение к нему.

— Я повстречал на Бонд-канале миссис Дженнингс, — сообщил он после приветствий, — и она настояла, чтобы я пришел. Я надеялся, что застану вас одну. Моя цель… мое желание… бульк… принести вам утешение и… бульк… — Тут он замолчал и, изящным жестом вынув носовой платок, вытер зеленоватую слизь, скопившуюся под щупальцами.

— Кажется, я вас поняла, — сказала Элинор. — Вы хотите рассказать о мистере Уиллоби нечто такое, что еще больше обличит его. Могу лишь сказать, что это будет величайшей дружеской услугой Марианне. Я с благодарностью выслушаю любые новые сведения подобного рода. Прошу, расскажите мне все без утайки.

— Боюсь, вы найдете во мне неловкого рассказчика, мисс Дэшвуд. Я даже не знаю, с чего начать. Полагаю, придется для начала, — он вздохнул с явственным всхлипом, — кратко рассказать кое-что о том, о чем у меня нет никакого желания говорить пространно.

На мгновение он замешкался, но затем со вздохом продолжал:

— Вероятно, вы забыли наш разговор однажды вечером на Острове Мертвых Ветров… в тот вечер развели костры на берегу… медуза сожрала одну девицу… и я упомянул, что когда-то был знаком с дамой, чрезвычайно похожей на вашу сестру Марианну.

— Право, я ничего не забыла, — возразила мисс Дэшвуд. Полковнику, казалось, было приятно это услышать. Элинор улыбнулась ему, но тут же отпрянула и отвела глаза. Он продолжал: