Разум и природа

Теперь мы перейдем к возможно более общей формулировке знаменитого обобщения Кожибского. Он утверждал, что карта – это не территория. С очень широкой точки зрения, которой мы сейчас придерживаемся, карта – это нечто вроде следствия, суммирующего различия, организующего свидетельства о различиях в «территории». Карта Кожибского – это удобная метафора, которая помогла множеству людей, но если свести это утверждение к простейшему виду, то оно означает, что следствие – это не причина.

Этот факт различия между следствием и причиной, когда оба они включены в соответствующую гибкую систему – основная предпосылка того, что мы могли бы назвать  преобразованием или  кодированием.

Некоторая закономерность в отношении между следствием и причиной здесь, конечно, предполагается. Если бы ее не было, то никакой разум никогда не смог бы догадаться о причине по ее следствиям. Но если такая закономерность предполагается, то можно заняться классификацией различных отношений между следствием и причиной. Эта классификация впоследствии охватит очень сложные случаи, когда мы встречаемся со сложными совокупностями информации, которые можно назвать  паттернами, последовательностями действий, и т.д.

Еще большее разнообразие преобразований или кодирования возникает из того факта, что респондент, реагирующий на различие, почти всегда получает дополнительную энергию. (Критерий 3, см. выше). Тогда необязательно должно быть простое отношение между мерой события или различия, запускающего реакцию, и конечной реакцией.

Тем не менее, первая дихотомия, которую я хочу наложить на всевозможные виды преобразований, состоит в разделении всех случаев на те, в которых реакции меняются в соответствии с некоторым параметром события, запускающего реакцию, и на те, в которых реакция определяется порогами типа «включено-выключено». Паровой двигатель с регулятором – типичный пример первого типа, когда угол между плечами регулятора представляет собой переменную, оказывающую непрерывное воздействие на подвод топлива. Квартирный кондиционер, напротив, представляет собой механизм типа «включено-выключено», в котором температура, достигая определенного уровня, заставляет кондиционер переключиться. Это дихотомия между  аналоговыми системами (т.е. меняющимися непрерывно и в соответствии с мерой события, запускающего реакцию) и  дискретными системами (относящимися к типу «включено-выключено»).

Заметим, что дискретные системы больше похожи на системы, содержащие число, в то время как аналоговые системы , по-видимому, зависят более от количества. Разница между этими двумя видами кодирования представляет собой пример обобщения (см. Главу 2), гласящего, что число – это не то же самое, что количество. Между соседними числами существует разрыв, так же как в дискретных системах существует разрыв между «реакцией» и «отсутствием реакции». Это разрыв между «да» и «нет».

На заре кибернетики мы часто спорили, является ли мозг в целом аналоговым или дискретным устройством. Этот спор прекратился, когда стало понятно, что описание мозга следует начинать с такого свойства нейрона, которое можно назвать свойством «все-или-ничего». По крайней мере, в огромном числе случаев нейрон или реагирует или нет; и если бы дело ограничивалось только этим, то такая система была бы вполне дискретной и бинарной. Но из дискретных нейронов можно соорудить систему, которая будет  казаться аналоговой. Это достигается с помощью простого приема – увеличения числа нервных путей, таким образом, чтобы в каждом пучке путей находились сотни нейронов, из которых некоторая часть реагирует, а другая не реагирует. В результате достигается видимость непрерывно меняющейся реакции. Кроме того, каждый отдельный нейрон модифицируется под действием гормональных и других условий среды, в силу которых его порог может и в самом деле меняться в количественном смысле слова.

Но я помню, что в те времена, когда мы еще не вполне сознавали, в какой степени аналоговые и дискретные характеристики могут быть соединены в одну систему, участники дискуссии, обсуждавшие вопрос, является ли мозг аналоговым или дискретным устройством, высказывали в высшей степени индивидуальные и иррациональные предпочтения той или иной точке зрения. Я склонялся в пользу гипотез о дискретном характере; те же, кто находился более под влиянием физиологических явлений и, возможно, менее под влиянием явлений языка и явного поведения, склонялись к аналоговым объяснениям.