Разум и природа

При такой обычной секуляризации, по-видимому, происходит сдвиг внимания от самого отношения  к одной его стороне, то есть оно сосредоточивается на объектах или лицах, которые состояли в этом отношении. Это обычный путь к вульгаризированной эпистемологии и к потере понимания или прозрения, возникающего при ощущении природы, подобном ощущению собственной семьи. Однако, все еще встречаются практикующие тотемисты, даже среди профессиональных биологов. Когда вы видите, как преподает профессор Конрад Лоренц, вы постигаете, что делали пещерные люди Ориньякского периода, когда они рисовали на стенах и потолках своих пещер всех этих живых, подвижных оленей и мамонтов. Позы и выразительные движения Лоренца, его телесная коммуникация все время меняются в зависимости от природы животного, о котором он говорит. Вот сейчас он – гусь; через несколько минут – рыба из семейства цихлид, и так далее. Он подходит к доске и быстро изображает животное, скажем, собаку, живую и колеблющуюся между нападением и бегством. Затем, после мгновенного применения губки и мела, изменяются задняя сторона шеи и угол наклона хвоста: становится ясно, что собака собирается нападать.

Он прочел на Гаваях курс лекций, посвятив последнюю из них проблемам философии науки. Когда он говорил о Вселенной Эйнштейна, его тело, казалось, слегка изгибалось и сжималось, выражая эмпатию с этой абстракцией.

И загадочным образом, наподобие ориньякцев, он неспособен нарисовать человеческую фигуру. Его попытки, как и у них, приводят лишь к человечкам из палочек. То, чему тотемизм учит о собственном Я, глубоко незрительно.

Эмпатия Лоренца в отношении животных дает ему почти несправедливое преимущество перед другими зоологами. Он способен прочесть, и несомненно читает многое в поведении животного, сравнивая его (сознательно или подсознательно) с собственным ощущением, будто он делает то же. (Многие психиатры пользуются тем же приемом, чтобы проникнуть в мысли и чувства своих пациентов). Два различных описания всегда лучше единственного.

В наши дни мы можем воздержаться от двойного описания, то есть от традиционного тотемизма австралийских аборигенов и от тотемизма европейской геральдики, и посмотреть со стороны на  процесс вырождения. Мы видим, как эго заменило прозрение, как семейными животными стали гербы и знамена, и как были забыты отношения между животными прототипами в природе.

(В наше время мы вдалбливаем детям немного естественной истории и вместе с ней немного «искусства», чтобы они забыли свою животную и экологическую природу, а также эстетическое ощущение жизни, и выросли хорошими бизнесменами).

Кстати, есть и другой путь вырождения, который становится заметным при нашем  сравнительном обзоре. Это эзопизация естественной истории. В этом процессе религию заменяют не гордость и эго, а развлечение. В этом случае естественная история больше не претендует на знакомство с реальными существами; она становится клубком историй, более или менее циничных, более или менее моральных, более или менее занимательных. Холистический взгляд, который я называю религией, раскалывается, доставляя либо оружие человеческому эго, либо игрушки человеческому воображению.

3. АБДУКЦИЯ

Мы настолько привыкли ко вселенной, в которой мы живем, и к нашим мелочным методам мышления о ней, что, например, вряд ли удивляемся возможности абдукции – то есть возможности описать некоторое событие или вещь (скажем, человека, бреющегося перед зеркалом), а затем искать другие случаи, подходящие к правилу, изобретенному нами для этого описания. Мы можем рассмотреть анатомию лягушки, а затем искать другие примеры тех же абстрактных отношений, повторяющихся в других живых существах, включая в этом случае самих себя.

Сопутствующее расширение абстрактных компонент некоторого описания называется  абдукцией, и я надеюсь, что читатель увидит этот процесс свежим взглядом. Самая возможность абдукции несколько загадочна, а явление это несравненно шире распространено, чем может показаться.

Метафора, сновидение, притча, аллегория, все искусство, вся наука, вся религия, вся поэзия, тотемизм (о чем уже была речь), организация фактов в сравнительной анатомии – все это примеры, или совокупности примеров абдукции в области человеческого разума.

Но, очевидно, возможность абдукции доходит до самых корней и в физической науке. Исторические примеры этого – ньютонов анализ солнечной системы и периодическая таблица элементов.

И обратно, во вселенной, где нет места абдукции, было бы невозможно никакое мышление.

Здесь меня занимает лишь тот аспект всеобщего факта абдукции, который касается рассматриваемого в этой главе типа изменений. Я занимаюсь изменениями в основах эпистемологии, в характере, личности, и так далее. Любое изменение в нашей эпистемологии означало бы смещение всей нашей системы абдукций. Мы должны пройти через угрозу хаоса, в котором мышление невозможно.