Разум и Вера

4. Последняя из них представляет собой, но сути дела, рецензию на книгу физика и одновременно англиканского священника Д. Полкинхорна «Вера глазами физика» [5]. Из этой книги читатели узнают о богословском направлении, именуемом естественной теологией (natural theology). Цель ее — попытаться «до некоторой степени познать Бога с помощью разума или на основании общего опыта», ибо «наука и богословие едины в убеждении, что существует некая истина относительно природы вещей, которая может быть открыта и понята… Конечно, наука и религия имеют дело с разными аспектами истины, относящейся к одному миру — миру человеческого опыта. Объект научного исследования объективные явления, которые можно проверить экспериментальным путем, в то время как религия обращается к надличностной реальности Бога, то есть месту встречи, где исследование должно уступить место доверию и где отклик человека заключается не только в понимании, но и в послушании» [5, с. 6). Естественные теологи признают науку, «позволяющую нам понять великолепную картину физической вселенной и ее историю, тем не менее еще больше меня (пишет Полкинхорн. — В. Л. Г.) волнует и еще более значительными мне представляются религиозные прозрения, которые позволяют увидеть божественный Разум и Волю, лежащие за пределами того, что может раскрыть наука» [5, с. 6]. Недавно появилась новая книга Полкинхорна на ту же тему, название которой — «Вера в Бога в век науки» [6] — говорит само за себя.

5. Интересна рецензия на эту книгу, написанная космологом Г. Эллисом [7]. Рецензент считает, что атеисты — ученые и философы — демонстрируют отсутствие гибкости (great rigidity), высказывая абсолютную убежденность в своей позиции, хотя речь идет о метафизических вопросах, в отношении которых нельзя делать вполне определенные научные утверждения. С другой стороны, представители естественной теологии (как физики, так и философы), по мнению Эллиса, гибки и лучше понимают проблему взаимосвязи между наукой и религией. Подобное мнение представляется мне плодом непонимания сущности атеизма.

Атеист отрицает всякое существование Бога, чего-то за пределами природы. Разумеется, подобное убеждение есть «интуитивное суждение» [8, 9], которое нельзя доказать. Интуитивным суждением является и вера в Бога. Однако между двумя этими суждениями есть существенная разница: атеист базируется на науке, на исследованиях и анализе природных явлений или экспериментов, религия же допускает возможность чудес, опирается на некоторые чудеса (то есть утверждения, не допускающие проверки и противоречащие научным данным). Так какую же гибкость должен проявлять атеист? Разве что он может критиковать те или иные богословские упражнения и попытки как-то примирить религию с наукой? Богословы же находятся в иной позиции, ибо догматы религии образуют для них некоторый жесткий каркас. Поэтому богословам приходится каким-то образом приспосабливаться ко все время развивающейся науке. Конечно, много веков назад религия могла не заботиться (или мало заботиться) о доводах науки, находившейся в младенческом возрасте. Если нет науки, то и само понятие о чуде теряет смысл — все возможно, можно верить во что угодно. Тем самым открыта дверь догматизму, любым выдумкам и слепой вере.

6. Отсюда и известная «формула» Тертуллиана «Верую, ибо нелепо». Но она датируется II или III в. н. э. Типично также замечание кардинала Бароння: «Намерения святого духа заключаются в том, чтобы научить нас, как взойти на небеса, а не тому, как движутся небеса». Но уже в борьбе с коперниканством и конкретно с Галилео Галилеем (1564–1642) церковным деятелям пришлось изощряться, отстаивая религиозные догмы (весьма любопытны соответствующие высказывания «увещевателя» Галилея кардинала Беллармина: см., например, [10–12] и указанную там литературу). Как богословы «взаимодействовали» с учеными в те времена, хорошо видно из послания Галилея великой герцогине Кристине Лотарингской.

«Профессора-богословы не должны присваивать себе права регулировать своими декретами такие профессии, которые не подлежат их ведению, ибо нельзя навязывать естествоиспытателям мнения о явлениях природы… Мы проповедуем новое учение не для того, чтобы посеять смуту в умах, а для того, чтобы их просветить: не для того, чтобы разрушить науку, а чтобы ее прочно обосновать. Наши же противники называют ложным и еретическим все то, что они не могут опровергнуть. Эти ханжи делают себе щит из лицемерного религиозного рвения и унижают Священное писание, пользуясь им как орудием для достижения своих личных целей… Предписывать самим профессорам астрономии, чтобы они своими силами искали защиты против их же собственных наблюдений и выводов, как если бы все это были одни обман и софистика, означало бы предъявлять к ним требования более чем невыполнимые: это было бы все равно, что приказывать им не видеть того, что они видят, не понимать того, что им понятно, и из их исследований выводить как раз обратное тому, что для них очевидно».