Разум: от начала до конца. Новый взгляд на эволюцию сознания от ведущего мыслителя современности

Если бы мы сами представляли собой только часть пользовательских иллюзий друг друга, не означало ли бы это, что в жизни нет никакого смысла? О нет. Картина мира, созданная и скомпонованная генетическими эволюционными процессами за миллиарды лет и культурными эволюционными процессами за тысячи лет, представляет собой чрезвычайно сложную систему полезных метафорических интерпретаций окружающей реальности, объясненной в научном ее образе. Это иллюзия пользователя, которую мы используем столь привычно и удобно, что принимаем за неприкрашенную действительность, хотя она покрыта промежуточными слоями интерпретаций. Эта явленная картина мира составляет наш умвельт, мир, в котором мы живем ради множества человеческих целей – кроме науки. Мы узнаем о реальности через категории цвета, звуков, запахов, твердых объектов, рассветов и радуг, людей и их намерений, обещаний, угроз и уверений, и институтов, и артефактов. Мы рассматриваем наши перспективы, принимаем решения, планируем жизнь, определяем будущее в его границах, и все это делает нашу картину мира значимой – для нас. Для нас это жизнь или смерть, и что может быть важнее? Наши собственные размышления обо всем том, что нам необходимо, формулируются в терминологии значений, содержания, и это единственный доступный нам способ проникнуть к тому, что творится за нашими глазами и между нашими ушами.

Сёрл годами настаивал на важности использования точки зрения от первого лица (что я вижу? Что значит быть мной?). Другой философ, Джонатан Беннетт[207], наоборот, предлагал в качестве «безупречного добродетельного подхода» точку зрения от третьего лица (чего оно хочет? Что они сознают?). В своей небольшой монографии «Рациональность» (Jonathan Bennett. Rationality, 1964) он исследует рациональность человека через (не)рациональность пчел! Настаивая на точке зрения взгляда третьего лица и отталкиваясь от скромного-но-чрезвычайно-ловкого-существа, Беннетт минимизирует риск искушения применить распространенную практику идентификации по содержанию, служащую верным признаком интроспективных методов.

Вот что я имею в виду: если вы хотите поговорить о вашем ментальном состоянии, вы расскажете о содержании ваших мыслей: «Какая мысль? Мысль о ЛОШАДИ. Какое ощущение? Ощущение белого цвета». А что же еще? Нет иного способа сообщить о состоянии ума «изнутри», вы не можете назвать его концепция J47 или цветовое ощущение 294. Принимая это состояние ума как должное, сообщая его содержание, вы заметаете под ковер все проблемы неопределенности или туманности контента. Читать собственные мысли слишком просто; чтение мыслей пчелы выводит проблему в центр внимания. Мы не сможем создать научную теорию сознания, если не сможем сопоставить наши собственные образы идентификации ментальных состояний по содержанию с научными картинами идентификации суб-личностных информационных структур и событий, ответственных за создание детальных иллюзий пользователя, которыми оперируем.

Вот еще один источник неувядающей силы картезианской точки зрения. Мы предполагаем, что, как нормальные люди, мы рациональны, и, следовательно, обладаем пониманием (уже не просто умением), мы по умолчанию одобряем наше повседневное использование интенциональной позиции не только как практичной и ценной, но и как истинной, отражающей правду о человеческом разуме. Так мы оказываемся в изысканной компании: мы – разумные творцы, почти такие, как Творец, который нас задумал и создал. Мы же не готовы расстаться с этой честью, не правда ли? И поэтому мы приписываем себе и своим собратьям более важную роль в нашем творчестве и больше виним себя за проступки, чем это было бы оправданно при беспристрастном суждении о причинно-следственных связях.