Возможно, еще более ироничным покажется, что мы смотрим на наличие схожих нейронных систем у обезьянки и человека, чтобы обосновать свою уникальность, особенно после того, как Рамачандран подчеркнул, что, с его точки зрения, эти самые наделенные зеркальными нейронами обезьяны не обладают чувством юмора, языком и культурой. Даже если у обезьян нет высокоразвитых языковых навыков, то как же расценивать другие виды коммуникации, существующие у прочих видов? Или язык – единственный способ коммуникации, который следует принимать в расчет? Если один из нас говорит по-английски, а другой на языке жестов, мы не воспринимаем это как фундаментальную разницу в функции и предназначении, а только различие в форме. Что до отсутствия культуры у других животных, то достаточно взглянуть на японских снежных обезьян (макак), которые учат друг друга наслаждаться, сидя в горячих источниках, лепить снежки и мыть картошку, вместо того чтобы счищать с нее грязь лапами [162]. Что до юмора, то у меня есть друг, страдающий от развившейся болезни Паркинсона. Он всегда обладал особым чувством юмора и иронией, но сейчас, когда его лицо застыло в ничего не выражающей маске, он больше не демонстрирует лицевых признаков радости. Нет смеха, морщинок вокруг глаз, ухмылки или хохота. Он спокоен, как статуя. И все же на ноутбуке он может напечатать «LOL»[44]
. Если животные обладают чувством юмора, но выражают его по-другому и не имеют возможности рассказать нам о своих чувствах, мы не вправе отказывать им в способности шутить. Может быть, они смеются беззвучно, как мой друг.Трудно представить, что бы мы думали о себе, если б могли взглянуть со стороны на те непроизвольные ментальные ощущения, которые направляют наши мысли о разуме в лабиринт безнадежных тупиков и неизбежных парадоксов. Но даже в этом случае картина разума была бы нашей идеализированной, но недостижимой целью. Хотя мы не можем выйти за пределы когнитивных ограничений, установленных этими непроизвольными ментальными ощущениями, мы, по крайней мере, можем признать ту принципиальную роль, которую они играют в выдвигаемых нами идеях о разуме. История с зеркальными нейронами должна служить поучительным уроком того, как старая добрая фундаментальная наука используется для безосновательных заявлений об уникальности человеческой природы. Если и есть что-то уникальное в человеческой природе, так это наше биологически обусловленное чувство уникальности, которое движет большей частью современных размышлений о человеческой природе.
Глава 9
Потемки чужой души
Что он там творит?
Что он там, черт возьми, творит?
На мой шестидесятый день рождения мы с женой пригласили мою маму на ланч в один высококлассный отель в Сан-Франциско. Мы бы ни за что не пошли туда, если бы не удобный автомобильный подъезд и лифт, которые позволяли моей матери использовать ее ходунки. Хотя мы всегда были близки, было бы честно описать мои отношения с мамой как сдержанные. Однако в конце трапезы в нехарактерном для меня жесте теплоты и признательности я наклонился к ней, слегка коснулся ее руки и произнес:
– Если бы не ты, я бы никогда не побывал здесь.
Она ответила немедленно и бесстрастно:
– Мы могли бы поесть где-нибудь еще.
Когда ей было 97, незадолго до ее смерти, в больнице я болтал всякие глупости, чтобы поднять ей настроение.
– Тебе повезло, что твоя палата находится прямо напротив поста медсестры.
Безо всякого намека на шутливость моя мать ответила:
– Да, хорошее место – это всё.
Считается, что одно из самых уникальных качеств человека – способность понимать, что на уме у другого (знать, о чем думают другие люди). В философских кругах это называется теорией психического. Но даже будучи нейробиологом, который интересуется философией и изучает разум, до сегодняшнего дня я не имею ни малейшего представления о том, была ли моя мать шутлива, язвительна, иронична, лукава, бесчувственна, прагматична, переживала какие-то возрастные деформации или была начисто лишена воображения. Ее бесстрастные слова часто лишали родственников и близких друзей возможности разобраться, хотела ли она пошутить, сыронизировать или искренне не заметила двусмысленности высказывания. В результате мы привыкли расценивать ее высказывания в стиле Йоги Берра как следствие особого уникального видения мира. А сама она стала главным источником семейных легенд, мифов и, конечно, постоянного замешательства.