Иерархия вездесуща. В «незамутненном» виде ее можно найти в дворовых компаниях подростков. Обязательно появляется неформальный лидер (этологи называют таких потенциальными доминантами), и сразу же возникает иерархия, спонтанно и стремительно. Если лидер великодушен, смел и вдобавок неглуп, рождается здоровый социальный организм с более или менее справедливым распределением ролей. А вот если на вершину пирамиды взбирается жестокий и беспринципный тип, он немедленно окружает себя подхалимами. Подобный сценарий реализуется в армии (ибо пресловутая дедовщина есть не что иное, как неформальная иерархия в крайнем своем выражении), в молодежных бандах, а также в тюрьме и на зоне. В последнем случае это почти правило: пахан всегда окружен лизоблюдами и подпевалами, готовыми растерзать любого по приказанию вожака.
Подобное поведение обнаруживается, например, у таких обезьян, как макаки. Они мельче павианов, тоже проводят много времени на открытых пространствах и живут большими стадами — до 200 особей. Иерархические отношения в группе не такие жесткие, но все-таки достаточно строго поддерживаются. Борьба за доминирование занимает у этих обезьян довольно много времени. При этом суд вершит не союз патриархов, как у павианов, а один доминант, без труда удерживающий всех в повиновении. Объединяться с кем-либо нет нужды, поскольку макаки имеют отвратительную поведенческую программу, встречающуюся и у некоторых других видов высших млекопитающих (например, у собак). Кто внимательно читал «северные» рассказы Джека Лондона, должен помнить, как происходит выяснение отношений в стае полудиких ездовых собак. Претендент на первое место затевает с вожаком стычку, а расположившаяся вокруг стая следит за ходом поединка. Если один из противников начинает сдавать или падает, другой может спокойно отойти в сторону: свора бросается на неудачника и рвет его на части.
Макаки поступают так же. Доминанту достаточно только приступить к наказанию подчиненного, как остальные радостно спешат на помощь, причем наибольшую активность проявляют нижайшие из низших, ютящиеся на самом дне пирамиды. Психологическая подоплека этого феномена лежит на поверхности: забитые и бесправные обитатели дна, унижаемые и третируемые, обычно могут переадресовывать накопившуюся агрессию только неодушевленным предметам. Понятно, что такая разрядка приносит мало радости, а тут вдруг открывается возможность отвести душу. Вчерашние парии получают карт-бланш и с упоением травят неугодного: бьют и кусают несчастную жертву, бросают в нее калом, тычут подвернувшейся под руку палкой. Интересно, что к этому подключаются и самки, обычно не играющие в иерархические игры самцов, причем действуют усерднее всех. Дольник пишет: «Такой простой механизм позволяет доминанту без особого риска для себя подавлять нижестоящих. Стоит только начать, а дальше общество докончит».
Коллективные расправы всегда осуществляются руками негодяев и люмпенов, обитателей социального дна, не желающих и не умеющих отвечать за свои поступки. Никакой вины они за собой не чувствуют: а что такого, как люди, так и я…
Даже на такой крошечной модели, как очередь в магазине, можно увидеть, насколько эффективно работает эта гнусная программа. Хамоватой продавщице, как правило, не составляет никакого труда натравить очередь на покупателя, вздумавшего качать права, пусть даже он печется об общих интересах. Хорошо написано об этом у Дольника: «Вы замечали, что легче всего ей втянуть тех, кто подсознательно чувствует себя ниже и слабее других: женщин легче, чем мужчин, пожилых женщин легче, чем молодых, ближайших к продавщице покупателей легче, чем стоящих дальше? Вы думаете, продавщицу этому тонкому психологическому приему нужно учить? Нет, она его быстро находит в своем подсознании».
Стоит ли удивляться, что на такой богато унавоженной почве легко распускаются самые отвратительные тиранические режимы? Все без исключения тираны стремятся взять деятельную и вменяемую оппозицию к ногтю и опираются на народ, на так называемое агрессивно-послушное большинство, которое восторженно рукоплещет отцу родному, когда тот устраивает показательную выволочку одному из своих сатрапов. Если же опальный вельможа, потеряв нюх, продолжает кочевряжиться, то его под белы рученьки оперативно препровождают в места, не столь отдаленные. И это еще не самый плохой вариант: в менее гуманные времена таких упрямцев без долгих разговоров отдавали рассерженной толпе, и тогда уже она вершила свой скорый суд.