Домой я вернулся быстро. На следующий день командование снова отправило меня в отпуск – «до особого распоряжения». Группа разошлась по домам, никаких серьёзных травм ни у кого не было, даже Коля не пострадал – так, пара синяков и задетое самолюбие. Дома мне были, конечно, рады. Постановка оперы затягивалась и отходила на второй план из-за проблем с залом, и Лика вдруг захотела посвятить себя домашним делам, она решила, что наша квартира имеет необжитой вид. Хотя правда, три комнаты на двоих – это много.
Лика купила на рынке специальные ароматные палочки, зажгла их и оставила меня в комнате одного. Я лежал на диване, вдыхал пряный аромат, по телу разливалась приятная слабость. Лика занималась своими делами в соседней комнате, что-то напевала. А я погрузился в воспоминания, почему-то вспомнил сестру и наш… первый раз.
Я тогда только вернулся со сборов. На улице шёл сильнейший ливень. Вошел в дом я весь мокрый, повесил на вешалку плащ, с которого сочилась вода. Зажег свет гостиной и только тогда увидел Лику, сидевшую за столом.
– Выключи свет, – попросила она хриплым голосом.
Я послушался.
– Ты чего? – спросил я у неё.
Подошёл поближе, уловил знакомый запах, любимая смесь Лики с недавнего времени.
– Они все говорят, что им очень жаль, – тихо проговорила она, – что отец им был как родной, – и, срываясь на крик: – А сами живы, твари! Живы! А отца больше нет!
Я бросился к ней, подумал: «Неужели почти полтора месяца прошло, как я мог забыть?»
Со звоном разбилась о стену тарелка, запущенная её ударом.
– И эта грёбаная наркота ни черта не помогает, – взвизгнула Лика.
Я взял её за руку, украдкой проверил: крови нет, не порезалась.
– Не говори так, – прижался к щеке. – Люди… понимаешь. Так бывает.
– Они говорят, что сочувствуют, – сказала Лика. – Как они могут сочувствовать? Какая разница, если они живы, а его нет. Ненавижу!
Столько ненависти и отчаяния было в ее словах, что я даже содрогнулся.
– Перестань, Лика, хватит, успокойся, – тихо говорил я ей и гладил по голове.
Она повернулась и обняла меня за шею.
– Они все говорят, что им тоже плохо, да как им может быть плохо…
Лика расплакалась. Она что-то бормотала сквозь слёзы, я не стал слушать – поднял её на руки и отнёс на кровать. Её всю трясло, руки и ноги дрожали, зубы выстукивали дробь, а сердце колотилось как бешеное.
– Успокойся, забудь, – говорил я ей, – не думай об этом. Всё пройдёт, всё… всё будет нормально.
Лика ещё долго что-то шептала, потом просто прижалась ко мне и плакала. Я гладил ее по голове, успокаивал как мог, потом нежно поцеловал в щёку.
– Ты весь мокрый? – спросила она через какое-то время. – Это из-за меня?
– Нет, на улице сильный дождь, – улыбнулся я.
– Я не слышу.
– Он уже кончился. Извини, что оставил тебя одну.
– Нет, ты правильно сделал, что уехал. Тебе надо было… уехать, заняться чем-то.
– Теперь я рядом с тобой. И никуда не отпущу.
– Да, – сказала Лика, – ты со мной. Поцелуй меня ещё раз.
– Что?
– Поцелуй меня снова, пожалуйста.
– Моя дорогая, – сказал я тихо.
Конец лета пролетел незаметно, промелькнула осень, наступила зима. На улице было холодно, а нам… было тепло. Меня взяли в офицерское училище. Полугодовые курсы, на которых мне рассказывали то, что я уже знал. И вбивали в голову мысль, что теперь я буду командовать другими и отвечать за них. С четырнадцати лет отец брал меня на охрану торговых караванов. К тому времени он уже полгода как оставил регулярную службу по состоянию здоровья и зарабатывал тем, что сопровождал торговцев. Тогда не только тупая нечисть представляла для караванов опасность, но и разный разбойный люд, который ещё шастал по земле Зелёного Города. Вычислить и уничтожить разбойников было не так уж трудно, и не потому, что они не умели воевать. Просто, чтобы выживать на отшибе, в лесу, среди зверья и нечисти, всё равно нужно строить какие-то защитные укрепления, а они легко обнаруживаются. Хотя самое последнее такое гнездо зачистили, когда я уже два года прослужил офицером. Теперь разбойников, обычно из разорившихся трапперов, дезертировавших солдат, ну и просто преступников, как правило, прикармливали враждующие Колонии, стараясь после рейдов держать их на своей территории и у себя сбывать награбленное ими.