– Тогда я считал себя интернационалистом и был до фанатичности наивным человеком. Фашистские орды топтали Европу, пытались уничтожить первую в мире страну социализма. Тогда, я подчеркиваю – тогда, для нас, антифашистов, не было цели более святой, нежели помочь Красной армии. Тогда многие разведчики-интернационалисты отдали свои жизни. Нет, не за Сталина, как писали многие ваши трепачи-историки, а за общее дело свободы. Кстати, многие интернационалисты уже тогда знали истинную цену Верховному Главнокомандующему. К сожалению, я не относился к их числу, хотя в моих руках были материалы, касающиеся «черных дыр» в биографии большевика Джугашвили. Но тогда я им не поверил…
Наша беседа была долгой и до удивительности доброжелательной. Но только часть ее мне удалось опубликовать в «Неделе» с большой порцией марксистско-ленинского вранья. И только сейчас я восстанавливаю всю истину. А тогда интервью проходило по обычной схеме.
– Товарищ Радо, а с чего все началось?
– С того, что я родился. Это случилось в 1899 году. Как видите, я пришелец из прошлого века. О длинной жизни лучше рассказывать коротко. Поэтому анкетно отвечу на вопросы, касающиеся моей биографии. Семья была бедной, жили мы в Уйпеште – это на одной из окраин Будапешта. Гимназию окончил с отличием. Учился, надо сказать, с удовольствием, особенно хорошо давались иностранные языки. Выйдя из гимназии, я уже весьма прилично знал немецкий, французский и английский языки, а позднее изучил итальянский и русский. Затем призвали в армию. Но я продолжал учиться. Заочно, естественно. В Будапештском университете на факультете юридических и государственных наук. Когда изучал право и экономику, в руки попали труды Маркса и Энгельса… Мир, в котором жил, предстал уже несколько в другом свете, по наивности, конечно. Поэтому не было ничего удивительного в том, что, когда мне исполнилось 19 лет, я был уже полноправным и дисциплинированным членом Венгерской коммунистической партии. А дальше жизнь покатилась по прямой дороге. Во время венгерской революции был политкомиссаром артиллерийской колонны дивизии. После падения Венгерской советской республики эмигрировал в Австрию, затем в Германию. В 1924 году приехал в Москву, работал во Всесоюзном обществе культурных связей с заграницей, затем ученым секретарем Института мирового хозяйства Коммунистической академии. В 1926 году вновь выехал в Германию, где занимался научной работой. Потом, после прихода к власти фашистов, переехал сначала в Австрию, а спустя некоторое время во Францию. В Париже мне удалось открыть агентство печати «Инпресс», в рамках которого мы начали вести активную антифашистскую пропаганду. А в августе 1936 года в Женеве на рю де Лозанн, неподалеку от здания Лиги наций, в доме № 114 на шестом этаже я открыл картографическую фирму «Геопресс». Но это была уже не просто фирма, а разведывательная организация, которая должна была начать работу в случае возникновения непосредственной военной опасности для Советского Союза. Я получил псевдоним «Дора». Знаете, как мне его выбрали? Очень просто. Один из руководителей советской военной разведки сказал так: «А чего мудрить-то? Как фамилия товарища? Радо. Так давайте переставим две последние буквы в начало. Что получится? „Дора“. Пусть так и будет…» Весной 1938 года в Женеве состоялась моя первая нелегальная встреча с гостем, приехавшим из Москвы. Это был представитель Центра, который сообщил о том, что я назначен руководителем разведгруппы в Швейцарии.
Что, говорите? А, слишком телеграфно и не совсем ясно, как я оказался в советской разведке? Что ж, расскажу поподробнее. Только уж наберитесь терпения…
Итак, после тридцать третьего года политическая жизнь в Европе стала очень тревожной. Нетрудно было предвидеть, что захватившая власть команда Гитлера не ограничится подавлением демократических сил внутри Германии и направит со временем свою агрессию против других стран. Такова природа фашизма. И тогда, осенью тридцать пятого года, в этом уже нельзя было сомневаться. И вот передо мной вновь остро встал вопрос: полностью отдать свои силы борьбе с лютым врагом или же отойти в тень, погрузиться в одну лишь любимую науку? Собственно, моя жизнь до сих пор давала верный ответ: научная деятельность может и должна сочетаться с борьбой за свободу, против агрессивных сил империализма. Разведкой, однако, заниматься не приходилось… Но что, по сути дела, означает для меня это новое поприще? Только перемену форм борьбы. Социальная и политическая же ее сущность остается прежней.