Разведчик. Заброшенный в 43-й

В кабине кузова раздался шорох, и разведчики как по команде схватились за оружие.

Сержант уставился на Игоря немигающим взглядом:

– Ты кого с собой взял?

– Никого я не брал! Понятия не имею, о чем ты?

– Эй, кто там? А ну-ка, выходи! – Сержант включил фонарик, и луч света ударил в сложенные штабелем ящики.

Раздался звук сдвигаемых в сторону ящиков, и из-за штабеля в свете фонаря показалась рука. Потом разведчики увидели голову, и человек протиснулся в щель между бортом и ящиком.

Игорь сразу понял – это военнопленный, из тех, кто перегружал ящики из вагона в кузов. Погрузка уже заканчивается. Немцы пересчитают пленных, одного недосчитаются и учинят облаву. Начнут с самого поселка. Значит, времени мало.

Сержант тоже просчитал опасность.

– Ты кто такой?

Человек был худой, обросший; военная форма, довольно грязная и потрепанная, болталась на нем как на вешалке. В плен был взят явно в сорок втором году, поскольку на сукне петлиц были видны выцветшие места вокруг бывших когда-то кубарей.

– Старший лейтенант Осокин. Был командиром противотанковой батареи, в плен попал контуженным в ноябре сорок второго, – четко доложил военнопленный. – Вы партизаны? Возьмите меня в отряд!

Сержант растерялся. Бросить сейчас пленного здесь, значит – обречь его на неминуемую смерть. Но и с собой брать опасно – вдруг предатель? Немцы в абвере вполне могли задумать и осуществить такую операцию. Они и более замысловатые комбинации придумывали, как это было с покушениями на Сталина. Только сомнительно. Откуда абвер мог узнать о появлении разведгруппы?

И сержант нашел выход:

– Бери стекляшку в руки – отвечаешь за нее головой. А машину с грузом уничтожим, зачем такое добро гитлеровцам оставлять?

Игорь вспомнил слова солдата в пивной об опасности обстрела груза. Одна пуля – и сгоришь.

Пленный вытащил из ящика стеклянную емкость, положил ее на край кузова и спрыгнул на дорогу.

Сержант выматерился – пленный был босым. Ну и как он с ними пойдет? Уже на пятом километре ноги в кровь собьет!

– Андреев, дай ему свой «сидор» – пусть стекляшку в него положит. И еще: найдешь место, куда немцев заховали?

– Ночь, темно… Попробую.

– Сапоги с немца стащи, обуть человека надо.

Когда луч света упал на форму, в которую был одет Игорь, пленный шарахнулся в сторону.

– Стоять, старлей! Ты что, думал – мы в своей форме будем?

Андреев с пленным ушли.

Игорь сбегал к машине и снял с задней стенки кабины карабин. Если стрелять из автомата, немцы сразу поймут по звуку – «ППШ». Русские в тылу! Тогда они точно не отвяжутся, пока всю группу не накроют. А из винтовки мог стрелять немец или полицай по пьяни. На всякий случай Игорь попросил сержанта:

– Старшой, отойди от греха подальше.

Игорь и сам десяток шагов назад сделал. Передернув затвор, он навел ствол на ящики в кузове и выстрелил. Ничего не произошло.

Он сделал еще выстрел. Кузов озарился изнутри слабым светом, как от свечи.

Игорь повернулся в сторону эшелона – видно его было смутно, дождь и темно. Он сделал подряд три выстрела. Первые два были без видимого результата, а вот третий выстрел превзошел все его ожидания: возникла яркая вспышка, потом раздался грохот взрыва. Ударная волна докатилась до разведчиков.

– Вот это мы знатный костер устроили! – восхитился старшина.

Грузовик быстро разгорался. Из кузова слышались легкие хлопки – это лопались стеклянные сосуды.

Огонь с каждой секундой набирал силу, и вот уже весь грузовик охвачен пламенем, над кузовом – столб огня, пышет жаром.

– Надо уходить.

Из леса вынырнул Андреев с пленным. При свете пожарища было видно его довольное лицо – на старлее уже были немецкие сапоги.

– По размеру подошли? – спросил старшина.

– В самый раз.

У Андреева был автомат Игоря.

– Верни оружие, – потребовал Игорь.

Осокин с вожделением смотрел на карабин в руках Игоря, и старшина, видя это, кивнул:

– Отдай.

– В нем патронов нет. Может, в кабине и были, только ведь сгорели уже…

Однако Осокин уже схватил карабин:

– Было бы оружие, а патроны я и у немцев заберу! Я их зубами грызть готов!

– Все, уходим!

Они сошли с дороги на опушку леса. Дорога разбита, в грязи жуткой. А у леса по траве идти вполне комфортно, ноги не вязнут.

Разведчики шли привычно быстро, но через час хода Осокин стал задыхаться. Оно и понятно: кормежка в плену скверная, сил нет.

Сделали короткий привал. Старшина открыл банку американской консервированной колбасы и протянул ее Осокину:

– Подкрепись, только немного, а то с голодухи еще заворот кишок получишь.

Андреев протянул пленному нож, и Осокин стал есть им – жадно, глотал не жуя.

– Э нет, так не пойдет, – решительно сказал Андреев, увидев это. – Хватит, а то себя погубишь.

Выхватив у Осокина нож и банку, он доел ее содержимое – в банке оставалось меньше половины.

Осокин сел на землю и привалился спиной к дереву.

– Счастье, что я вас встретил, – и заплакал. А может, это просто капли дождя по лицу текли?

Тяжело было видеть, как плачет бывший командир батареи – в противотанковые части слабаков не брали. И разведчики отвернулись. У человека минутная слабость, можно понять и простить.