Разведчики

— Принимаю! — поднялся Базин. — Наполните, друзья, бокалы! — он посмотрел на эмалированные кружки и улыбнулся. Потом посерьезнел. — Товарищи! Я хочу сказать еще несколько слав о том важном, что происходит здесь, в маленьком домике на Поморской. Это не просто свадьба — создается новая семья пограничников. И я хочу пожелать нашим новобрачным быть достойными Михаила Дмитриевича Перовского, отца Зои Михайловны. Безусловно, он одобрил бы выбор дочери. — Базин приподнял свою кружку. — Выпьем, товарищи, за храбрых советских девушек, не жалеющих ни сил, ни жизни для защиты Родины. Вчера приказом по войскам Зою Перовскую наградили медалью «За отвагу»!

Не зная, что отвечать, Зоя сидела, откинув голову, пунцовая от волнения. К ней потянулись руки с наполненными кружками. Друзья чокались, поздравляли, просили рассказать, за что наградили.

Отпив глоток вина, доктор Аветисов вдруг сморщился, замахал руками:

— Ой, какое горькое вино! — воскликнул он. — Какое горькое!

Все расхохотались.

— Горько! Горько! — крикнула Саша.

Наклонясь к Зое, Марк церемонно поцеловал ее в губы.

— Ну, от таких поцелуев слаще не станет, — засмеялся Базин.

В это время Виктор Андреевич, сидевший против Зои, подавшись вперед, взволнованно проговорил:

— Если бы был здесь мой Анатолий, — он пожелал бы вам большого счастья! Для меня вы больше, чем родная, — вы спасли жизнь моему сыну… Будьте счастливы так, как только может быть счастлив человек с чистой совестью! А у вас она кристальна…

Слова Виктора Андреевича всколыхнули прошлое. В первый год войны Зоя три месяца не получала от Марка писем. На запрос ей сообщили: лейтенант Марин пропал без вести. Она не верила в его гибель, ждала, просто не могла думать о нем, как о мертвом. И первую весточку о любимом человеке в то время она получила от радиста-пограничника Анатолия Королева, которого привезли в медсанбат в тяжелом состоянии…

Доктор Аветисов оборвал ее воспоминания:

— Я пью вино, — громко проговорил он, вставая, — за храбрых девушек, не боящихся замужества!

Все со смехом подняли бокалы.

— Конечно, и за храбрых парней, — проговорил Базин. — Но за эту пару и пить бы не стоило — сколько времени они ходили один возле другого, не решаясь на этот шаг.

Марк незаметно пожал под столом руку Зои. Ему сейчас было так хорошо в этой дружеской компании, словно он находился в родной семье. И когда Виктор Андреевич передал привет от сына и Шохина, Марку захотелось сказать о том, что его так волновало:

— Королев и Шохин настоящие боевые товарищи, — просто и негромко проговорил он. — Очень рад, что помнят обо мне. Да и можно ли забыть, как вместе сражались. Жалко, не знаю, куда им написать, а в нашу встречу верю твердо. — Голос его окреп. — Но я хочу поднять тост за тех, — он взглянул на профессора Бухрина и доктора Аветисова, — кто вернул меня к жизни. Трудно советскому воину, очень трудно оставаться вне армии, особенно в такое время, когда враг все еще угрожает Родине. Вначале я был в отчаянии, — голос его пресекся, он помолчал, сдерживаясь. — Я не представлял себя вне пограничной семьи и думал: зачем профессор Бухрин спас мне жизнь, раз я не смогу служить в пограничных войсках?! Но доктор Аветисов вселил в меня надежду, выходил меня. Надежда уже перешла в уверенность, что я опять смогу служить Родине как советский пограничник. Спасибо вам от меня и от тех, кто вместе со мной радуется моему выздоровлению.

— Ну, что вы? — замахал рукой Бухрин. — Каждый на моем месте сделал бы то же самое. Плохой бы я был хирург, если бы не сумел вытащить у вас этот осколок… Кстати, вам его отдали?

— Да, я храню его.

С улицы донесся резкий сигнал подъехавшей машины.

— Вот уже и за нами! — поднялся Усаченко. — Так, до завтра, товарищ старший лейтенант! Машина заедет… До свидания, Зоя Михайловна, жалко, что вы не ко мне в полк…

* * *

Выйдя от Мариных, Виктор Андреевич, незаметно для себя, прошел мимо здания госпиталя, по узким длинным мосткам спустился к реке. Ранняя осень уже позолотила березы, расцветила осины. Ветер рябил синеватую воду, над ней парили чайки, стремглав падая за добычей. Здесь, на повороте, река стремительно неслась к бурлившему невдалеке порогу. Туча косой тенью прошла по сверкающей ряби…

Присев на плоский, нагретый солнцем камень, Виктор Андреевич достал из кармана кителя толстый конверт. «Вот так и живем письмами… — подумал он. — А какое успокоение от каждой весточки…»

Он развернул листок, и в глаза бросилась фраза: «Живу очень хорошо, только немного скучновато. Все время приходится „рипеть“ на своей „гармошке“».

«Это он про свою рацию», — подумал Виктор Андреевич о сыне и стал отыскивать наиболее заинтересовавшие его вести: