Разведчики

— Передо мной были враги! — И по тому, как сужались у немца глаза, Саша знала — сейчас начнет бить. Как и на прежних допросах, она вдруг ощутила в себе силу, дающую возможность перенести пытку. Да, она сильнее их!

В ее широко раскрытых глазах немец увидел, кроме ненависти и презрения к нему, и эту силу. Сколько дней пытался он сломить ее, потушигь блеск этих смелых глаз.

Еле сдержавшись, Блюммер выпрямился:

— Сколько людей в вашем отряде?

— Миллионы!

Блюммер вскочил, в два прыжка приблизился к Саше и ударом кулака бросил ее на пол.

— Я заставлю тебя говорить, русская свинья! — прошипел он.

— Разреши, — улыбаясь поднялся с качалки Шварц.

Он шел к Саше медленно, на ходу поворачивая массивные перстни камнями к ладони.

Конвоир поднял Сашу на ноги. Она стояла пошатываясь. Удар по лицу, нанесенный ей Шварцем, почти лишил ее сознания. Она вновь упала, откинув залитую кровью светловолосую голову.

— Повесить и не терять времени! — в ярости прохрипел Блюммер. — Все равно ничего не скажет!

— Завтра посмотрим! — вызывающе ответил Шварц и велел привести Сашу в чувство для следующего допроса.

Глава 2 КВАДРАТ 32-84

Выходя из штаба, Марин остановился прикурить у порога землянки. Сейчас он просмотрел полученную почту и опять не нашел для себя письма. Отсутствие вестей от Зои тревожило все сильнее. Даже приказ о присвоении ему звания старшего лейтенанта не вызвал радости. Мысль, не случилось ли с Зоей несчастья, приходила все чаще и чаще.

Он смотрел на опушенные инеем деревья, на испещренную синевато-фиолетовыми тенями поляну и задумчиво выпускал изо рта клубы дыма. Хорошее утро, и поляна такая красивая… Походить бы сейчас с Зоей на лыжах… Очень ей идет голубой лыжный костюм…

— Товарищ старший лейтенант, нас с тобой полковник вызывает! — выглянул из дверей штаба политрук Иванов.

Бросив папиросу, Марин вернулся, догнал Иванова в узеньком коридоре.

Кабинет полковника Усаченко находился в самом конце землянки.

— Ну, как себя чувствуешь, товарищ старший лейтенант? — встретил Марина Усаченко.

— Хорошо, товарищ полковник, — удивленно посмотрел на него Марин.

— А ты, товарищ политрук?

— Тоже хорошо.

— Состояние бойцов?

— Отличное! — в один голос ответили оба.

Усаченко посмотрел на карту:

— Довольно трудная будет задача. Вот здесь, к северу от нашей обороны, в квадрате 32–84 сконцентрированы боеприпасы, сюда же немцы должны перебросить новые части… Очевидно, наступление готовят. Задача: до прихода подкрепления проникнуть на базу, боеприпасы уничтожить и достать «языка». — Усаченко размеренно, делая большие паузы, стал излагать план операции. Точных данных о гарнизоне, о количестве боеприпасов на складе еще не было.

— Небольшой группой, товарищ полковник, пойдем, — предложил Марин, — человек в пять…

Усаченко не согласился:

— Задача не только в том, чтобы склад взорвать, обязательно надо достать «языка». Нам не известно, какая там охрана. Весьма вероятно, придется завязать бой. Возьмете с собой тридцать бойцов. — Немного помолчав, он продолжал: — Поход трудный, весьма трудный. Первое — глубокий тыл, сильно пересеченная местность, второе — мало данных о противнике… Ну, да там на месте обстановка подскажет. Надеюсь, задачу выполните точно… — Он посмотрел на обоих, постукивая карандашом по карте, словно оценивая, что может сделать каждый из них. — Ты, товарищ политрук, пройди к комиссару… У меня все, — Усаченко поднялся.

Когда Марин вернулся к себе, слабо освещенная землянка показалась ему угрюмой. Уж очень сегодня яркий, похожий на весенний, день. Но не прошло десятка минут, как это впечатление сгладилось. В железной раскалившейся печурке весело поблескивали огни. Косыми стрелками прыгали отблески по дощатым стенам, по аккуратно застланной серым одеялом койке. Открыв дверцу, Марин подбросил в печку толстые сухие чурочки, стал смотреть на огонь. Золотисто-красные языки быстро охватывали дерево. У Зои тоже золотистые волосы, на концах они завиваются… Захлопнув дверцу, подошел к столу.

В дверь постучали. Вошел старшина:

— Старшина Чаркин явился по вашему приказанию, — доложил он.

— Подождите.

Достав из планшетки карту, Марин стал что-то вычерчивать, рассчитывать.

Старшина молчал.

— Сегодня, товарищ Чаркин, отправляемся в новый рейд, — прервал молчание Марин, продолжая вычерчивать на карте. — Запас продуктов на пять суток… Соберите людей, я сейчас приду.

…Первые семнадцать километров, пройденные по бездорожью, уже давали себя знать. Одна за другой поднимались сопки, покрытые лесом. Всякий раз, когда пограничники приближались к сопке, им хотелось думать — это последняя, не будет больше крутых подъемов, на которые надо взбираться без лыж, цепляясь за выступы; не будет больше головокружительных спусков с преграждающими путь поваленными деревьями, торчащими из-под снега камнями или скрытыми под сугробами расщелинами. Сломать лыжи в походе — значит погибнуть, отряд уйдет, и отставшему придется пробираться по чужой территории через сугробы и заносы. А сопки все возникали одна за другой и, казалось, им не будет конца.