Разведена и очень опасна

Видимо, мои слова по-настоящему оскорбили дровосека. Он было замахнулся, но все же удержал себя, чтобы не отвесить мне капитальную пощечину.

– Заткнись и не смей так никогда говорить, – прошипел он. – Ты ничего не знаешь! Ты не знаешь, как я ее любил, как я к ней относился и как я ее на руках носил. А дети… Да я чуть не умер от счастья, когда близнецы родились. Я весь коридор в родильном доме розами усыпал! Да что там коридор! Я ей ни в чем никогда не отказывал. А она хотела все больше и больше. Она вообще меры не знала, и аппетиты у нее были немалые. Она меня этим постоянно убивала. Я просил ее подождать, потерпеть немного, но уговорить ее хоть в чем-либо было невозможно. Ей хотелось все и сразу. Она хотела роскошную жизнь, а когда я просил ее дать мне время, у нее начиналась истерика, и она говорила мне, что роскошная жизнь на пенсии ей не нужна. Ей все было нужно именно сейчас. Я ведь на дело из-за нее пошел, и она прекрасно это знала. У нас с ней друг от друга никогда секретов не было. Вот я и рискнул, только бы ей было лучше. Она могла меня остановить, уберечь, одним словом. Она могла меня образумить. Но нет! Она не из тех. Наоборот, сама меня к этому подтолкнула. А когда я попался, она меня просто вычеркнула из своей жизни. Забыла и ушла к тому, кто действительно смог подарить ей жизнь, о которой она мечтала. Я в этой истории все понимаю. Мне все ясно, но я одного не пойму. Почему бабы играют в любовь? До меня только теперь дошло, что она меня никогда не любила и жила со мной до тех пор, пока все соки из меня не выжала. А потом просто выкинула, как использованную вещь. Я не пойму: зачем нужно был врать, что-то придумывать, детей рожать? Ведь, если человек действительно любит, он тебя откуда хочешь дождется, хоть с того света, и действительно переживет с тобой все трудности. Я поэтому ненавижу баб, что они все лживые, изворотливые, алчные и подлые суки. Предают тогда, когда тебе действительно плохо. Умеют выбрать самый страшный момент и сунуть тебе нож в спину. Они это действительно умеют…

Когда дровосек, вылив гнев, замолчал, я натянула простыню и тихо сказала:

– Я ни в чем не виновата. Я тебя не предавала.

– Виновата! – в сердцах произнес дровосек.

– В чем?

– В том, что ты баба.

– Ну, если так рассуждать, то ты тоже виноват. Ты виноват в том, что ты мужик и что пообещал женщине небо в алмазах, а дать его не смог.

– Да это такая порода женщин, и даже если дать ей это небо в алмазах, все равно будет мало и опять будет чего-нибудь не хватать. Ей по жизни всегда всего мало.

– Значит, нужно смотреть, кому ты и что обещаешь. И не нужно называть меня бабой, я же тебя просила. Если ты обижен одной, не нужно выливать свою обиду на других. Надо смотреть, с кем сходишься. Человека нужно уметь чувствовать.

– Да на кого там мне нужно смотреть?! Бабы все одинаковые! И вообще давай лучше меня не томи, а раздвигай ноги.

Дровосек стянул с меня простыню и снова дыхнул перегаром. Я закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Ты меня не хочешь, что ли? – раздраженно спросил он. – Я и вправду тебе противен?

– Да, – кивнула я и крепко сжала ноги.

– Ты мне еще больше противна. Отворачивайся к стене. Я тебя не трону.

– Правда?

– Не видишь, что я с тобой не шучу? Отворачивайся к стене, я сказал.

– А одеться можно?

– Нет. Не хочу я с одетой бабой спать. Спи раздетая. Я же сказал, не трону. Ты, наверно, о себе слишком большого мнения. Я на такую, как ты, никогда бы не залез. А может, и залез бы, но только если бы она меня сильно об этом попросила. И то еще подумал бы…

– Вот и правильно, – обрадовалась я. – Вот и правильно. Я тебя ни о чем просить не буду. Тем более, уже спать пора. Уже и на улице светает, и все твои друзья спят крепким сном.

Закутавшись в простыню, я отвернулась к стене и закрыла глаза. Дровосек скинул с себя одежду, стянул с меня часть простыни и лег, впившись в мою поясницу своим мощным, стоячим орудием.

– Трусы бы мог и не снимать, – злобно сказала я и стала откровенно зевать, всем своим видом показывая, что я невыносимо хочу спать.

– А я привык без трусов спать. Они мне ночью мешают.

– Что-то я сомневаюсь, чтобы ты на зоне без трусов спал.

– Я, слава богу, не на зоне, – усмехнулся он, – поэтому имею право спать без трусов.

Надолго ли! – никак не могла успокоиться я. – Думаешь, всю жизнь будешь бегать и тебя никто не найдет? Глубоко ошибаешься. Таких, как ты, быстро находят. Даже намного быстрее, чем ты думаешь. Все равно где-нибудь да попадешься. Без прокола в этом деле нельзя. А когда попадешься, то срок намного больший получишь и тогда уже не выкрутишься. Я не знаю, сколько за побег дают, но думаю, что немало. И вообще со мной ты тоже зря связался. Мало того, что на тебе и так две статьи висит, так ты еще и третью себе на шею накидываешь. Отпустил бы меня с богом.

– Слушай, заткнись и дай поспать, – проворчал он. – Хватит каркать. Я сбежал не для того, чтобы обратно в тюрьму сесть.

– А для чего?

– А может, для того, чтобы тебя встретить.