Разведенные мосты

Есть в академии люди, которые мне особенно симпатичны, можно даже сказать, я их люблю. Вот такой Александр Владимирович Моисеев. Он молод, ему лет сорок или сорок пять. Кандидат военных наук, капитан первого ранга, то есть применительно к наземным войскам — полковник. Принят в академию по квоте профессора. Принят до меня, и я некоторое время не мог понять, почему ему присвоили звание профессора. Но учёный секретарь Александр Никитич Золотов, тоже моряк, объяснил: Моисеев — подводник, занимал во флоте высокую должность: был командиром отряда атомных подводных кораблей, ну и, конечно, был воспитателем большого коллектива моряков, в том числе и офицеров. Члены академии сочли возможным приравнять эту его работу к профессорским занятиям. А кроме того, Моисеев хотя и не имеет печатных трудов, но он автор нескольких серьёзных нововведений и усовершенствований на подводном флоте.

Я его заметил и стал к нему присматриваться после того, как он однажды в свободное от наших занятий время подошёл ко мне и попросил разрешения высказать своё мнение по поводу прочитанной им моей книги «Последний Иван».

— Моя жизнь, — казал он, — протекала в совершенно другой среде, чем ваша, но удивительное дело: люди, изображённые вами, поразительно схожи с теми, которых и я встречал.

— Вы имеете в виду отрицательных или положительных персонажей?

— И положительных, и отрицательных. Если человек хорош, то он во всём хорош и везде одинаков, а вот отрицательные типы…

Моисеев улыбнулся своей тёплой дружеской улыбкой и продолжал:

— О-о… Эти люди так изощрены в своих подлостях и так изобретательны, что не всякий-то их и поймёт.

Я заметил:

— Мне казалось, в вашей среде их и не бывает… моих персонажей.

— Не скажите! — воскликнул Моисеев. — Их за время советской власти так расплодилось, что они, кажется, встречаются всюду. — И поправился: — Но, разумеется, не под водой. Там их я не видел.

Моисеев был молод, и лицом моложав, и, может быть, по этой причине академики, люди почтенного возраста, называли его просто: Саша Моисеев. Он и в другой раз заводил разговор о персонажах моих книг, и суждения его были на редкость меткими, оригинальными, и я потом, приходя домой, записывал впечатления от наших бесед, чтобы затем переплавить его суждения в своих очередных книгах. В известной мере Саша Моисеев был моим учителем по части отрицательных персонажей, которые у них встречались только «в надводном положении».

Иногда он приходил ко мне домой, и мы с Люцией Павловной выслушивали печальные рассказы о его жизни после демобилизации из армии. Его супруга, привыкшая к хорошим условиям жизни, не могла освоиться с новым положением и понуждала его искать большие заработки. Саша пошёл в бизнес и там проявил излишнюю доверчивость, передал большую сумму денег человеку из их фирмы и не взял у него расписки. А этот человек потом заявил: «Никаких денег я не получал». Фирмачи Моисееву говорили: «Не отдашь деньги — заплатишь своей жизнью». И Саше пришлось продавать квартиру. Супруга с детьми такой драмы не вынесли, уехали на постоянное жительство в Израиль. У Моисеева заболело сердце. А тут присоединились и другие драматические коллизии, о них мы не знали, но они-то и довершили его короткую жизнь. Саша Моисеев, умевший водить в дальние походы атомные подводные корабли, не сумел одолеть превратностей навязанной нам демократами жизни и вскоре внезапно умер.

Мы с Люцией Павловной переживали эту смерть, как будто умер родной нам человек.

Лариса и Анатолий Георгиевские

Сказать, что они люди хорошие, значит, ничего не сказать. Она — директор ЦГАЛИ (Центрального государственного архива литературы и искусства Ленинграда), вместе со своим немногочисленным коллективом собирает, раскладывает по полочкам, по шкафам и сейфам всё самое значительное, интересное, что наработано прошлыми и нынешним поколениями людей, живущих в славном городе Петра. А уж как бережно и надёжно хранят они свидетельства нашей беспокойной и не всегда разумной жизни: рукописи, письма, дневники, рисунки, фотографии и всякого рода документы, я знаю не понаслышке; был у них, видел, и думал: пройдёт сто, двести, а то и пятьсот лет, придёт в это здание на Шпалерной улице наш любознательный потомок, и раскроет интересующие его архивы, и увидит, услышит гул наших дней…

Спасибо вам, Лариса Сергеевна, и вашим товарищам за ваш такой нужный людям и благородный труд!

Что же до вас, дорогой Анатолий Борисович, то я не перестаю удивляться таким, как вы. И не раз слышал от иностранцев, что такие люди встречаются только в русском народе. Работает ботаником, изъездил, исходил полсвета, собирая, как великий Николай Иванович Вавилов, коллекцию растений, и когда наступило окаянное время власти демократов и ему, и его коллегам перестали платить зарплату, он вот уже пятнадцать лет, как и прежде, регулярно ходит на работу, да ещё путешествует по русскому Заполярью, продолжая множить свою коллекцию.