Разведенные мосты

— Я из бригады Моисеева, члена вашей академии. И мы, офицеры его бригады, живём здесь, в Петербурге. А один из нас, Гранский Наум Борисович, владеет банком, и он просил Моисеева познакомить его с вами, но вот несчастье — оно потрясло всех нас: внезапно умер Александр Владимирович. Мы осиротели, все бывшие матросы и офицеры его бригады, но теперь, слава Богу, у нас есть человек, заменивший нам Александра Владимировича: это Наум Борисович Гранский.

— Гранский?

— Да, Наум Борисович Гранский. Он тоже служил в бригаде Моисеева, командовал атомным подводным кораблём. Теперь он банкир…

— Банкир? — переспросила Люция Павловна. — Бывший подводник — банкир?..

— Да, представьте. И не просто банкир, а владелец банка. Он располагается тут, неподалёку. Если вы не возражаете, я доложу ему. Он давно ищет случая встретиться с вами.

Люша никак не могла успокоиться. Она пожимала плечами, удивлялась:

— Это что-то новое: банкир и командир подводной лодки. И хочет с нами познакомиться. Много у нас есть друзей и приятелей, за время работы в академии — ого-о, сколько их появилось. Наконец, читатели книг… Нам пишут и звонят, но чтобы банкир!..

— Люша, да ты успокойся, пожалуйста. Будешь принимать и банкира: надеюсь, чаем-то угостить мы его сумеем.

А Денис продолжал смотреть на нас с чуть заметной улыбочкой, и в глазах его светилась лукавая тайна, — он, видимо, что-то знал о банкире и такое, о чём не торопился нам докладывать, а может, и совсем не хотел говорить всю правду. Думал: вот познакомитесь, тогда и узнаете. Однако когда прощался, сказал:

— Вы за Горшкова и за его семью не беспокойтесь: наш банкир ему поможет.

Денис ушёл. Люша продолжала сгорать от любопытства по поводу предстоявшего нам знакомства с денежным человеком, говорила:

— Я для издания каждой твоей новой книги по копейке собираю деньги, а тут — банкир. Денис сказал, что он русский, но Наум?.. Русским дают такое имя? А?.. Как ты думаешь?..

— Важен человек, а не имя. Гранский поможет Горшкову и его семье. А это значит: я вновь обрету спокойствие и всё своё время буду посвящать своим делам.

Через два-три дня после этого разговора мне позвонил Гранский и начал с шуточки, которая показалась мне не очень уместной:

— Это Иван Владимирович? Здравствуйте! Мне о вас много говорил наш покойный командир Александр Владимирович Моисеев. Он говорил мне, что вам нужны деньги.

— Деньги?

— Да, деньги.

— Деньги, наверное, всем нужны, но что до меня… Я фронтовик, и мне дают хорошую пенсию. Нам с женой хватает.

— А как же вы печатаете книги? Ведь сейчас вроде бы за печатание книги нужно выложить немалую сумму.

— Да, это верно, но мои книги сами себя печатают. Книги продаются, а на вырученные деньги моя супруга печатает очередные… если они напишутся. А вы, как я понимаю, деньги даёте в кредит. И, наверное, процент берёте немалый?

— Да, процент у нас хороший: двадцать. Круглая цифра. В Америку московские банки дают деньги под два процента, а мы своим клиентам — под двадцать.

И банкир засмеялся. И смеялся долго. Потом сказал:

— Извините, Иван Владимирович. Не удержался от соблазна разыграть немного академика. Я вообще люблю разыгрывать, но вот академика мне ещё разыгрывать не приходилось. А если говорить серьёзно: я давно хотел с вами встретиться. Наш банк недалеко от вас — может, заглянули бы ко мне?.. В любое удобное для вас время. Я на службе, можно сказать, и днюю и ночую. С утра до позднего вечера сижу в своём кабинете. Ну, так зайдёте?

Я пообещал зайти завтра в полдень.

Банк «Светлановский» находился в перестроенном и укреплённом всякими железами особняке, бывшей охотничьей даче царского генерала пушкинских времён, и был окружен могучими деревьями разных северных пород. Я частенько посещал район этой дачи и саму дачу в конце восьмидесятых годов недавно отшумевшего века, когда я приехал в Ленинград на постоянное жительство и поселился в доме, построенном для учёных Онкологического института, на краю Удельного парка. Новая квартира, ставшая пристанью моего завершающего плавания по волнам житейского моря, балконом и окнами выходит на южную окраину парка, и на ту сторону, где Чёрная речка и место дуэли Пушкина, и тут же, между нашим домом и местом дуэли, стояла деревянная, некогда красивая, но в советское время развалившаяся дача сановного богача. Особняк осовременили, украсили колоннами из белого мрамора, а вокруг разбили парк с живописными цветниками. Ступив на его территорию, я увидел толкавшихся тут и там немолодых, но ещё и не пожилых мужчин, крепких и могучих на вид, словно подобранных для каких-нибудь спортивных соревнований. Ближайшие ко входу в банк группы, из трёх-четырёх человек каждая, повернулись ко мне, как по команде, и смотрели пристально, будто я вызывал у них подозрение и они оглядывали меня с ног до головы. Все они были славяне, и я весело их приветствовал:

— Что, друзья, пройти к вашему начальнику можно?

Один из них спросил:

— Вас зовут Иван Владимирович?

— Вы угадали.

— Тогда можно.