Разведка боем

« Так вот они какие… русалки Немвильского озера! – подумал Аламез, догадавшись, что так странно и напористо обычные женщины себя не ведут, да и растительность до такой густоты и пахучести не запускают, тем более на лице. – И что только в них барды нашли? Почему в заблуждение народ доверчивый вводят красивыми песнями о прелестных обитательницах морских, речных и озерных глубин? Медведицы, поди, и те весят меньше да пахнут получше…»

С полной уверенностью, что утонул и стал добычей сластолюбивой русалки, собиравшейся вначале предаться удовлетворению своих похотливых желаний со свежим утопленником, а затем его, возможно, и съесть, моррон открыл глаза. Как это ни парадоксально, но Дарк несказанно обрадовался, и причиной тому стало то, что на нем возлежит вовсе не охочая до поцелуев и прочих рыбьих, любовных забав русалка, а всего лишь пытавшийся вернуть его в сознание Грабл.

Аламез находился совсем не на дне, а на берегу рва, возле самой кромки воды. Полоска суши была настолько мала, что лопатки и затылок лежавшего на спине Дарка упирались в крепостную стену, а босые ноги все еще пребывали в воде. Спаситель-соклановец настолько увлеченно вдувал в его легкие воздух, что даже не заметил, как к товарищу вернулись чувства. Видимо, моррон все-таки не открыл рта под водой и задохнулся. Ведь если бы он нахлебался озерной воды, то во время искусственного дыхания изверг хотя бы немного жидкости из недр своих легких, да и его возвращение в строй не стало бы для все продолжавшего дышать « рот в рот» Зингера столь неожиданным и даже в какой-то степени пугающим.

– А-а-а, это ты, а я уж испужался, милый! – насмешливо произнес Дарк в следующий миг после того, как чуть отстранился от горящих губ Зингера. – Мы ж только о щечке договаривались. Вон ты какой шалун!

За все в жизни надо платить или расплачиваться, в том числе и за глупые, неуместные шуточки. От неожиданности Грабл резко отпрянул назад, чуть ли не свалившись при этом в ров, а его могучие ладони, оттолкнувшись, с силой надавили на грудь спасенного. Изо рта Аламеза тут же вырвался надсадный хрип – последствие нестерпимой боли. Ручищи Зингера чуть не поломали Дарку ребра. Видок у потомка гномов был еще тот: не столько напуганный, сколько растерянный и возмущенный. Щеки раскраснелись, надулись; глазища вылезли из орбит; а густые брови образовали единую, округлую дугу.

– Я тут… жизню те спасаю!.. – немного придя в себя, грозно зашептал Грабл, судя по виду, готовый ударить товарища. – А ты… ты!.. Еще раз подобные речи услышу!.. – не зная, как выразить свое возмущение и негодование, Зингер, словно рассерженный проделками сынишки родитель, пригрозил Аламезу пальцем. – Мужеложеские штучки отставить!

– Оружие где? – задал вопрос Дарк, чуть только справился с болью в груди. – Сапоги, как понимаю, тоже на дне осталось…

– Ну уж, извиняй! – возмутился все еще рассерженный Грабл. – Выбор ты мне небольшой оставил! Либо тя вытаскивать, либо амуницию… а то и это сразу на хребтине тащить силенок не хватило! – развел руками Зингер. – Не боись, никуда вещички наши не денутся, щас сплаваю!

– Я с тобой! – Аламез приподнялся на локтях, на самом деле собираясь нырнуть в воду.

– Да сиди уж, где сидишь! – отмахнулся соклановец, развернувшись и готовясь к погружению под воду. – Вот еще не хватало тя во второй раз вытаскивать! Сам как-нить, без помощи утопленничков, управлюсь…

– Погоди! – произнес Дарк, в последний момент ухватив за рукав собиравшегося погрузиться в ров товарища.

– Ну, чо еще?! Да помню я, помню, что у нас при себе было! Зазря тревожишься, все притащу, ничего на дне не оставлю!

– Спасибо… спасибо, что спас! – впервые за время совместных странствий поблагодарил Аламез товарища. – Если бы не ты…

– Пустяки, – отмахнулся Грабл, без всяких сомнений, тронутый благодарностью.

Зингер, бесспорно, был отличным пловцом. Он спрыгнул с кромки рва без лишнего плеска и тут же, казалось бы, даже не набрав в рот воздуха, погрузился под воду. Дарк остался один и в недолгие минуты ожидания отрешенно наблюдал за освещенным пламенем костров лагерем наемников на другом берегу да за мерно раскачивающимися на небольших волнах суденышками, на палубах которых нет-нет да и появлялись скучавшие, как и он, часовые.