Разведка боем

Дознаватель упростил им залачу, снял личную и академическую защиту с сознания дочери и погрузил ее в сон, после чего к работе приступил Лайет с Дарой на подхвате. «Разум», наверное, самая головоломная дисциплина в магии. Это действительно так. Некоторые, правда, утверждают, что теоретическая магия намного сложней, но это не совсем верно. Теоретическая магия изучает взаимодействие различных энергий между собой и их взаимодействие с мировым ойо, где все подчинено строгим законам, зачастую сложным для понимания, однако неизменным по своей природе. С разумом все строго индивидуально, у каждого разумного в голове свои гоблины, поэтому никаких четких законов у магов разума нет. Есть общие правила развития и функционирования сознания, общие для всех разумных, и не более. Вот такими довольно общими знаниями приходится руководствоваться разумникам в своей работе. Некоторые считают магию разума не наукой, а особым видом искусства. Ерунда, конечно, но все же подобная экстравагантная точка зрения имеет место быть.

Когда у тебя отец мастер разума, дед гранд-магистр и мастер общей магии, а учитель вообще архимаг и мастер в одном лице, подобную мистическую ерунду, естественно, не воспринимаешь всерьез. Все это наложено на многолетнюю службу в особой сотне. Так что в данном разделе магии волей-неволей приходится разбираться. И сейчас, основываясь на своих знаниях и опыте, Дара отчетливо понимала: девочка чиста. Ее восхищение совершенно искреннее, основано на каких-то детских впечатлениях, очень ярких. Лайет, который в этом вопросе разбирался куда лучше ее, пришел к такому же выводу. Явно смущенный лейтенант оторвался от девочки, отрицательно покачал головой и обратился к дознавателю:

– Вы не возражаете, если для ликвидации последних сомнений я покажу первопричину недопонимания, возникшего между нами?

– Вы же понимаете, вообще-то это не моя тайна, – не очень уверенно ответил дознаватель.

– Не беспокойтесь, звезда – это практически семья. – Бросив взгляд на Шаен, лейтенант поспешил исправиться: – Иногда даже ближе, чем родная. – И, уже обращаясь к своим, прокомментировал с легкой улыбкой: – Все тайное когда-нибудь становится явным. Представляю вам малоизвестный эпизод из жизни нашего любимого капитана. Правда, в те времена она была гражданским лицом.

– Значит, это неправда, – хохотнул Кериэль, – все знают, что она родилась на основании приказа по дому войны и с самого рождения была призвана на службу.

– Ничего подобного, – отмахнулся лейтенант, – помню, как-то в детстве я видел ее в платье и с тряпочной зеленой черепахой. Куклы и платья не положены по уставу. Значит, она тогда еще не служила.

– Не факт, – с улыбкой вмешалась Нари, – может, у нее была разведывательная миссия, для которой требовалась маскировка с платьем и куклой.

– Ладно, – вмешалась принцесса, – я помню, был момент, когда она точно не служила, правда пришелся он на время Форшарского прорыва.

– Собственно, о нем и речь, – ответил Лайет, – а теперь внимание, картинка.

Он сформировал в воздухе сферу иллюзий, в которую начал транслировать воспоминания девочки. Огонь, дым, девочка мечется по рушащемуся зданию. Ракурс какой-то странный, хотя с чего бы, в те времена она, наверное, пешком под стол ходила, соответственно, смотрела на все снизу вверх. Внезапно стену дома проламывает камень из метателя, летит дальше, пробивает пол и взрывается где-то внизу. От этого часть здания вываливается на улицу, и девочка вместе с ней. Истошный захлебывающийся крик, ночное небо, подсвеченное горящим городом с росчерками пропитанных магией снарядов. Картинка мечется из стороны в сторону, пока не останавливается на детских ножках, сломанных в голени рухнувшей сверху балкой. Девочка кричит от боли и зовет маму. Напрасно, как помнила Дара, всех, способных воевать, мобилизовали уже к вечеру, и если к этому моменту мать малышки еще была жива, то сражалась на баррикадах.

Вместо матери над девочкой склоняются морды орков. Один из них, весело смеясь, наступает на придавившую ноги девчушки балку. Ее крик перекрывает веселый смех орков. Одна из тварей тянет к девчушке свои лапы, но вдруг они падают на землю, а из обрубков рук хлещет казавшаяся черной кровь. Рядом падает голова его товарища, в поле зрения несколько раз мелькает огненный хлыст, слышатся рык орков и крики людей. Меньше чем за минуту все стихает, и над девочкой склоняется… вроде она, по крайней мере, похожа. Сама Дара по понятным причинам этого момента не помнит, и, откровенно говоря, в воспоминаниях девочки узнает себя с немалым трудом. Волосы опалены, на шее поспешно залеченная рана, форменная куртка прожжена в нескольких местах, правый рукав оторван на середине плеча, из обрывков безжизненно свисает окровавленная рука. Вся заляпана своей и чужой кровью – кроме сержантского значка в левой петлице, который блестит так же, как в день окончания службы.