Разведка боем (СИ)

Ну, это привычно. С некоторых пор, да уже два года как, в это время мне снятся кошмары. Если сплю. А если не сплю, то приходят странные видения. Будто я старик стариком, впрочем, довольно бодрый. Даже не старик, а привидение старика. Дух. Летаю над сгоревшим городом и вздыхаю: ах, как всё неладно вышло-то. А город-то Чернозёмск.

Ну, и всякие воспоминания о сгоревшем мире. Нечёткие, будто смотрю в подзорную трубу с запотевшими стеклами.

Минут десять подобное длится. Много — пятнадцать. А потом туман наваждения рассеивается.

Я даже записывал свои видения — потому что без записи они улетучиваются быстрее, чем кубик сухого льда на жаре. Но получается неважно. В тот момент, когда я писал, «луганский капкан» что-то для меня значил, но уже наутро это превращалось в тыкву. Почему луганский, почему капкан? Кто в него попал? И чем всё это кончилось?

Бред. Просто бред. И относиться нужно, как к бреду. Наплевать и забыть.

Лиса и Пантера догадываются, что со мной не всё гладко. Но я отговариваюсь тем, что у шахматистов свои причуды. Мне-де приходят в голову плодотворные дебютные идеи. Почему ночью? Потому. Когда приходят, тогда и приходят. Возможно, сказывается освобождение сознания от мелких повседневных забот. Менделееву ночью пришла идея периодической таблицы, идея на миллион. А мне приходят идеи маленькие, на трояк, на пятерку, на червонец, максимум на четвертной. Но часто. Мышление шахматиста только начинают изучать.

Сегодня же достало в самолёте. Значит, у нас в Чернозёмске, три часа пополуночи.

Но я притворился спящим. На глазах — полумаска для сна, мышцы расслабленны, дыхание ровное.

Так и продышал полчаса.

А потом «Лир» начал снижаться.

Я снял маску, выглянул в иллюминатор.

Пустыня. Скорее, серо-бурая, чем жёлтая. И горы. Невысокие, не снежные. Некрасивые.

Долго пейзажем любоваться не пришлось: мы покатились по бетонной полосе.

Всё. Марш-полёт на Запад закончился.

Граф, деликатно молчавший почти весь перелёт, пригласил нас сойти на гостеприимную землю штата Невады.

И мы сошли.

Вечерело. Воздух жаркий.

И по лётному полю к нам едут автомобили. Числом три.

Встречают, значит.

И в самом деле встречают.

Двое с фотоаппаратами, двое — так. С пустыми руками.

Фотографы фотографируют, а те, кто с пустыми руками, пожимают руки нам. Затем один из них, джентльмен в сером костюме, сказал коротенькую речь, мол, Лас-Вегас приветствует советского чемпиона и его команду.

А я смотрел на него и думал, как он не спёкся в своём костюме. Он, костюм, хоть и лёгкий с виду, но ведь жарко. Даже не тридцать, а больше.

Но когда нас, меня и девочек, усадили в лимузин, понял. В автомобиле было прохладно! Не до дрожи, нет, но можно не потеть. Кондиционер! В автомобиле — кондиционер!

Ну, буржуи, что ещё сказать. Хотя по местному климату кондиционер не роскошь, а средство выживания. Это сейчас солнце у горизонта, а в полдень каково?

Антона усадили отдельно, в красный кабриолет. Даже не знаю модели. Откуда мне знать?

Мы поехали.

И вещи наши, шесть чемоданов, поехали с нами.

— Ехать недалеко, — успокоил нас граф с переднего сидения. — Совсем недалеко.

Ну да. Мы уже преодолели сто пятьдесят пять градусов долготы, пятнадцать — широты и все от рассвета до заката, одним днём.

Недалеко.

Но не успел я приноровиться к сидению, как мы и приехали.

— Добро пожаловать в «Дюны» — сказал граф. Даже не сказал, а провозгласил. Будто не в гостиницу мы приехали, а в Белый Дом. Или Букингемский дворец.

Что ж, Букингемский, не Букингемский, а дворец и есть. Впечатление, будто построил его человек, долго живший в бедности, а потом вдруг получивший возможность воплотить свою мечту о роскоши, созревшую по прочтении арабских сказок.

И воплотил.

Шустрые служители разнесли наш багаж. Мне достались апартаменты — три комнаты с роялем. Да-да, с роялем. Это Фишер посоветовал — заказывай, мол, что душе угодно, нужно приучать толстосумов, что шахматист малым не довольствуется, ему нужно много. Пусть толстосумы привыкают. Я и потребовал — рояль, настроенный и проверенный профессиональным пианистом.

Девушкам — номер на двоих, через стенку от меня. А в стенке — дверь. Открыл — и вот уже апартаменты не трёх, а четырёхкомнатные.

Антону достался номер с другой стороны. От меня с другой. Так, получилось, пятикомнатное пространство. С тремя ванными.

Роскошь-то какая! С непривычки и голова кружится.

В дверь постучали. Это Толстой.

— Сегодня вечером приём у мэра. Ваше присутствие крайне желательно.

— Сегодня?

— Через час. Лимузин будет ждать у входа.

Прежде, чем уйти, граф вручил мне деньги. Три тысячи долларов. Оплата за билеты Москва — Нью-Йорк и суточные не первое время. Не от доброго сердца. По договору.

— Лас-Вегас — город честный, с ворами тут борьба беспощадная. Но береженого бог бережёт. Обычно не рекомендуют брать с собой более двадцати, тридцати долларов, остальные я бы посоветовал положить в сейф, — сказал граф, и оставил меня.