Второй случай, описанный только у Татищева, произошёл через два года. Воспользовавшись уходом Святослава на Русь из Переяславца на Дунае, где он прочно осел и оставил часть дружины, болгары осадили город. Защищал его воевода Волк. Вскоре осаждённые стали испытывать «скуду в хлебе». К тому же контрразведка донесла, что «некие» из горожан «переветы с болгары имеют», то есть собираются подстроить русским какую-то каверзу. Суть её, как увидим ниже, кажется, удалось разгадать. Волк принял решение оставить Переяславец и идти навстречу Святославу, который должен был возвратиться из Руси. Но все дороги из крепости и дунайский путь были блокированы болгарскими войсками. Тогда воевода попытался извлечь выгоду из присутствия в городе болгарских глаз и ушей и внушить неприятелю ложное представление о своих планах и намерениях. Он распустил слух, что собирается оборонять Переяславец до прихода Святослава или «до последнего человека», велел резать коней и скотину, солить и сушить мясо. А между тем по его приказу у берега Дуная тайно снаряжали ладьи. Однажды ночью воины Волка зажгли в нескольких местах крепость. Болгары, очевидно, подумали, что это подают сигнал их доброхоты, и ринулись на приступ. А Волк с дружиной и вспомогательными службами и челядью («статком») погрузился в ладьи и отплыл из города. На другой стороне Дуная он захватил болгарские суда («кубары») и увёл их, лишив противника возможности преследовать себя. («И не могли ему болгоры ничего учинить, понеже лодии их все были отняты...») Типичный пример воздействия на противника путём дезинформации и обмана. Если, конечно, всё рассказанное действительно имело место. По этому поводу можно сказать только, что впоследствии у Владимира был воевода по прозвищу Волчий Хвост — вполне вероятно, потомок татищевского Волка.
Владимир Плугин
ТАЙНЫЕ ВОЙНЫ
ВРЕМЁН КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА
Потребность в агентах вновь возникла во время междоусобной войны между тремя наследниками Святослава Игоревича, убитого у днепровских порогов печенегами в 972 году (по другим, менее достоверным сведениям — в 970-м). Поводом к ней, по летописи, послужило убийство одним из Святославичей — древлянским князем Олегом — Люта, сына главного отцовского (даже дедова ещё) воеводы Свенельда, служившего теперь старшему из братьев, Ярополку.
Молодой князь Олег[2] однажды тешился «ловами». Вдруг из чащи вылетел на него не дикий зверь, а гордый всадник в дорогом уборе. Святославич нахмурил брови: «Кто се есть?» Кто-то из дружинников узнал: «Свенельдич!» Лют, на своё несчастье, тоже выехал поохотиться. И звери, которых он «гнал», привели его из-под Киева в знакомые древлянские леса, где когда-то собирал дань его отец. Олег не так давно стал полноправным властителем. Он, наверное, ещё только начинал постигать жуткую прелесть новой забавы — безнаказанно распоряжаться судьбами людей. Случай ощутить её во всей полноте представился отменный. И Свенельдич стал охотничьим трофеем Олега («Заехав, уби и», — говорит летописец). Художник Радзивилловской летописи изобразил эту сцену примерно так же, как за тысячу лет до него древнеримский живописец проиллюстрировал нападение на вождя рабов, Спартака, Феликса из Помпей: атакующий всадник обрушивается на соперника сзади и поражает его копьём. Атакуемый успевает только обернуться. Очевидно, глагол «заехал» (в отличие от «наехал») предполагал вот такое нападение с тыла или из засады. На обоих всадниках буквально нет лица, хотя есть шапки. Лют протягивает к Олегу (?) руку в жесте изумления, недоумения, боли или просьбы о пощаде. Действие происходит в густом лесу, символизируемом двумя деревьями на горках. У правого края сцены — полуобернувшийся матёрый олень. Это и зверь, которого «гнал» Лют и который неожиданно спасся благодаря вмешательству Олега, и некий символ непостоянства земного счастья. Преследуемый избавляется от опасности, а преследующий сам нежданно попадает в силки.