Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

В тяжелые годы периода Второй мировой войны, годы зверств нацистов, все понимали, что евреи в Германии, Польше, Чехословакии, да и в тех странах, которые уже оказались оккупированными нацистами или которым это еще угрожало, буквально ходят на острие ножа, могут быть сожженными в специально предназначенных для этого печах. Свидетельства подобных суждений, подтвержденные совершившимися фактами, можно было часто услышать в различных кругах общества в странах Западной Европы. И вот тогда мне стало известно, что в США была установлена квота на въездные визы для евреев с правом проживания, немногим превышающая 3,6 тысячи человек. При этом некоторые утверждали, что каждый въезжающий сам лично или кто-либо за него должен был внести в банк по 5 тысяч долларов. Если эти слухи были обоснованными, то они означали, что американцы в те тяжелые годы не хотели помочь тем, кто действительно находился под угрозой уничтожения. Вот такая разница якобы существовала и продолжает существовать в этой самой «прогрессивной» стране мира с соблюдением «прав человека» и стремлением показать помощь всем «угнетенным народам»!

Я все больше и больше внедрялся в резидентуру. Знал почти всех ее членов, а также лиц, поддерживавших с ней связь или являвшихся непосредственными источниками получаемой информации. Все говорило о том, что я должен буду стать дублером Отто. Как уже было сказано, к этому времени именно я поддерживал связь с «Метро», то есть со связистами «Центра». Должен особо отметить, что именно я начал принимать меры по организации прямой связи бельгийской резидентуры с «Центром» при помощи полученной из «Метро» рации. Уже с осени 1939 г. я хорошо владел шифровальным кодом. Как ни странно, Отто пытался его освоить, но у него ничего не получалось.

Постепенно Отто, Андре и я уже четко себе представляли, что существующая «крыша» может окончательно рухнуть, что Отто и Андре осталось недолго проживать в Бельгии, если они не примут соответствующих действенных мер по изменению своей легализации. Вместе с тем Отто не принимал по этому вопросу никаких решений. Точного представления о том, как будет дальше существовать резидентура и кто сможет ее возглавить, ни у кого из нас еще не было. Я пытался внушить Отто, что необходимо, возможно по всем этим вопросам, проконсультироваться с «Центром». По непонятным для меня причинам мой резидент игнорировал предложения.

Знакомясь с составом нашей резидентуры, я установил прямую связь с Хемницем. Оказалось, что мы были, правда, в разное время, в Испании. Речь идет о Михаиле Макарове, Карлосе Аламо, Хемнице, которого Леопольд Треппер в своей книге «Большая игра» (с. 97) представляет как героя, летчика республиканской Испании, сбившего в наиболее опасный момент вражеский самолет. Для придания героизму Михаила Макарова особого значения Леопольд Треппер подчеркивает, что он не был фактически летчиком, а«служил механиком в составе подразделения наземного обслуживания». Встретившись с Хемницем, я сразу же вспомнил о том, что мы уже встречались с ним в Москве. Тогда как «вольнонаемные» перед нашей отправкой на разведывательную работу за границу мы приносили новую присягу в верности служению Советскому Союзу. Сам факт нашей встречи в «Центре» и неожиданной для меня принадлежности к одной из резидентур меня весьма огорчил. Я считал, что нахождение на работе в составе одной резидентуры людей, знавших друг друга еще по Москве, абсолютно недопустимо.

Связь между Макаровым и мною в резидентуре меня очень расстроила. Во многом я мог понять молодого, полного сил, довольно привлекательного Хемница, но, с другой стороны, его поведение, его образ жизни меня возмущали. При его молодости и физическом развитии минимальная загрузка в резидентуре и образовавшееся в связи с этим одиночество, видимо, его сильно угнетали.

После нашего «знакомства» на поприще разведки с Макаровым меня настораживали его некоторая рассеянность, несобранность и нежелание общаться с людьми того общества, которое соответствовало бы положению владельца магазина. Даже при первых наших встречах можно было прийти к выводу, что Карлос Аламо ведет слишком «легкий» образ жизни.

Во время одной из моих встреч с Анной, уже тогда зная, что Отто и Анна находятся в более близких отношениях с Аламо, чем со мной, я осмелился высказать свое мнение о нем как о неблагонадежном человеке и попросил передать этот разговор Отто. Тогда я не знал, сделал ли из этого Отто необходимые выводы, состоялся ли у него с Аламо по этому вопросу разговор, доложил ли он о моих наблюдениях в «Центр». Во всяком случае, после того как связь с «Центром» через «Метро» осуществлял я, подобного сообщения не последовало.

Первоначальное мое впечатление о Хемнице нашло подтверждение несколько позднее. Однажды мне понадобилось срочно с ним встретиться. Договорились о встрече у него на квартире. Когда я пришел, как-то совершенно машинально, быть может, даже случайно задал Хемницу вопрос:

– Ты один дома, никого нет в квартире?