Разведка. «Иван» наоборот: взаимодействие спецслужб Москвы и Лондона в 1942—1944 гг.

18 февраля 1943 г. комендант дома в Хэнстедс, куда поместили группу «Эверест», майор Саундерс писал в штаб-квартиру SOE о том, что руководитель миссии связи НКВД полковник Чичаев спросил у него, можно ли обеспечить группу пистолетами и наушниками, чтобы они поупражнялись в стрельбе, а также совершили ночной марш, который включал бы зарывание парашюта. Майор Саундерс (один из тех, кому показалось, будто члены группы друг другу не доверяли) считал, что это «вызовет большое любопытство местных»[671]. Тем не менее такая корреспонденция доказывает, что стороны собирались перебросить группу «Эверест» в ближайшем будущем. Кто знал тогда, что всё растянется до 1944 г.!

11 марта 1943 г. группу «Эверест» отвезли в лондонский Кроптон-Корт, настроив на скорый полёт на континент с аэродрома «Темпсфорд». Но, как и в случае с предыдущими «ледорубами», их полёт был отменён: из-за неподходящих погодных условий во время мартовских и апрельских полнолуний.

Паузу решили заполнить занятиями – о том, как избежать задержания по приземлении. Особое внимание уделялось способам, позволяющим обмануть нюх собак: в частности, рекомендовалось использовать деревянную обувь[672].

Тем временем пришла новость о том, что полёты до Вены невозможны до осени. Расстроились не только советские представители – недовольны были и эмигранты-поляки, которым сказали, что недоступен и их меридиан восточной долготы. Майор Седдон обратился к руководителю всей SOE Хамбро:

«Это поставило нас в очень неудобное положение перед нашими советскими коллегами, так как мы уже проинформировали их, что они могут располагать апрельским периодом, а задержка до октября была бы весьма пагубной для наших отношений и для духа агентов, о которых идёт речь.

В прошлом у нас уже была такая нехорошая ситуация, и было бы крайне нежелательным, чтобы дополнительные агенты были бы отозваны Советами в Россию на основании того, что мы неспособны выполнить наши обещания…

Операция “Ледоруб”, хотя и является основанием испытывать стыд, является весьма важной для поддержания доброй воли НКВД в Москве, так как вышестоящие инстанции считают, что наша миссия в Москве составляет важный пункт политики, и было безусловно нежелательным давать НКВД повод прекратить её работу на основании того, что мы проявили вялость в осуществлении схемы “Ледоруб”»[673].

Но, может быть, офицеры SOE были заложниками большой политики?

Большая политика?

…Ни соавтор-англичанин, ни соавтор-русский не относятся к тем, кто рассматривает отношения Лондона и Москвы как череду сплошных заговоров и контрзаговоров. Напротив, мы взялись за написание совместных книг и статей, за съёмки соответствующих специальных репортажей, веря (возможно, наивно) в то, что наши народы могут и умеют работать вместе. Но и от любителей теорий заговоров никуда не деться. Попробуем взглянуть на то, о чём мы пишем, их глазами. Что, если все эти бесконечные переносы вылетов групп советских агентов в сторону Австрии (до этого – и группы «Содовая») – часть закулисного плана, инспирированного на самых верхних этажах власти в Лондоне?

…Переводивший Сталину на конференции в Тегеране Валентин Бережков в своих мемуарах не пытается выставить себя всезнайкой и доказать, что видел и слышал прямо-таки всё. Более того, он признаётся, что сопровождавший Сталина «первый маршал» Клим Ворошилов на той конференции даже посоветовал ему, Бережкову, быть «понапористей»[674]. Но, будучи большим педантом, В. М. Бережков нашёл, на его взгляд, самый точный источник информации, касаемой вопроса об Австрии. Речь идет о вышедшей по свежим следам, в 1946 г., наделавшей много шума и вызвавшей большие споры книге также присутствовавшего на конференции в Тегеране сына президента США Эллиотта Рузвельта. Тот привёл в ней следующий диалог с отцом после окончания одной из сессий:

«– Всякий раз, когда премьер-министр [Уинстон Черчилль] настаивал на вторжении через Балканы, всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он на самом деле хочет. Он прежде всего хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию и Румынию и даже, если возможно, в Венгрию. Это понимал Сталин, понимал я, да и все остальные…

– Но он этого не сказал?

– Конечно, нет. А когда дядя Джо говорил о преимуществах вторжения на западе с военной точки зрения и о нецелесообразности распыления наших сил, он тоже все время имел в виду и политические последствия. […] На беду премьер-министр слишком много думает о том, что будет после войны и в каком положении окажется тогда Англия. Он смертельно боится чрезмерного усиления русских»[675].