Разведка: лица и личности

К моменту своего назначения на должность начальника разведки Федор Константинович уже много поездил по свету, пообщался с нашими коллективами за рубежом и усвоил немало свежих идей, над претворением которых в жизнь начал активно работать. В целом он, конечно, был более динамичен, чем Александр Михайлович. Пожалуй, наибольший вклад Мортин внес в развитие и укрепление научно-технической разведки, своевременно поняв перспективность этой службы. К его заслугам по справедливости нужно отнести и то, что он явился преобразователем нашей скромной разведшколы № 101 в современный институт.

Свои мысли и идеи Федор Константинович излагал весьма бурно и темпераментно: одна фраза догоняла другую и наступала ей на пятки. Приходилось ставить уточняющие вопросы. Да и бегущий по волнам почерк как-то очень соответствовал темпу его речи. Мортин писал длинные резолюции, разбирать которые приходилось с трудом. (У Сахаровского, наоборот, резолюции были короткими, а почерк — ровным и четким.) В сравнении с Сахаровским Мортин был мягче, доступнее. Дверь в его кабинет было открывать легче, чем входить к Сахаровскому.

Федор Константинович пришел в ПГУ на должность заместителя начальника разведки в 1954 году и начал свою деятельность с освоения ближневосточных проблем. Одну из своих первых командировок совершил в мае 1956 года по арабским странам. Это был не просто дежурный визит с целью инспекции или ознакомления с обстановкой. Процессы, начавшиеся на Ближнем Востоке, и в частности намечавшийся в Египте поворот в сторону Советского Союза, требовали с нашей стороны более пристального внимания и корректировки внешней политики в сторону ее активизации в странах этого района.

Прибывшего в Каир Мортина мы в деталях знакомили с внешней и внутренней политикой Египта, с особенностями оперативной работы, а я еще и часто возил его по городу, показывая интересные с оперативной точки зрения районы. Помотав Федора Константиновича по Каиру два вечера подряд, я вдруг сообразил, что занимаюсь совершенно ненужным делом, так как он просто физически не может что-либо усвоить в незнакомом городе. Энтузиазм мой окончательно угас, когда он во время второй поездки вдруг спросил: «Когда у вас тут обычно ужинают?» Прошло еще несколько дней, подошел срок отъезда Федора Константиновича в Москву, и он, отведя меня в укромный уголок, задал вопрос, поставивший меня в тупик: «Что за обстановка в резидентуре? У меня уже заканчивается командировка, а никто еще не обратился ко мне с какой-либо просьбой и никто ни на кого не пожаловался. В других местах было иначе». Я объяснил, что трудности мы преодолеваем по возможности сами, а коллектив сплоченный и дружный, проблемы взаимоотношений не существует. Так оно и было. Викентий Павлович Соболев, трудясь самоотверженно сам, увлекал всех нас работой, да и люди подобрались хорошие во всех отношениях. Живя и работая в таком коллективе, я тогда, признаться, не понимал, что нахожусь в исключительно благоприятных условиях. Мне представлялось, что это и есть норма нашей жизни. Оказалось совсем не так. Были, увы, резидентуры с напряженной и даже склочной обстановкой. По моему глубокому убеждению, в создании такой обстановки повинен прежде всего сам руководитель резидентуры.

До конца дней своих Федор Константинович, несмотря на изъяны в здоровье, оставался очень живым и беспокойным человеком. Как и прежде, он был переполнен идеями, предложениями и вопросами. Заходил к нам на работу, часто звонил по телефону и скончался как бы на ходу, не испытав переживаний старческой немощи и усталости от жизни.

Долгие годы Египет занимал большое место в советской внешней политике, и, естественно, начальники разведки не могли миновать его. Федор Константинович Мортин приезжал в Египет второй раз в 1973 году и вел переговоры со Службой общей разведки. Снова были Александрия и Асуан и каирские достопримечательности с традиционной поездкой на верблюде в бедуинском одеянии на фоне пирамид Гизы.

Пирамиды стоят себе и стоят, а люди и верблюды приходят к ним и уходят. Недавно я увидел знакомый до боли снимок даже в книге Ф. И. Шаляпина «Страницы моей жизни». Та же пирамида Хеопса, такой же верблюд, а на верблюде сам Шаляпин, и подпись: «Египет, 1903 год».

Сахаровский и Мортин прикоснулись к пирамидам, успели сфотографироваться у их подножия и ушли из жизни, оставив о себе добрую память у разведчиков старшего поколения.

Затем пришел В. А. Крючков, возглавлявший разведку, как и

A. М. Сахаровский, 15 лет. Тоже целая эпоха по меркам нашего времени. Были в его деятельности, конечно, и сильные и слабые стороны. Однако в отличие от своих предшественников, не оставивших воспоминаний, В. А. Крючков опубликовал в 1996 году свои мемуары в двух томах под названием «Личное дело». Думаю, что внимательный читатель найдет там исчерпывающие материалы о работе

B. А. Крючкова и в качестве начальника разведки, и в должности председателя КГБ.