Дело в том, что через моего друга из окружения Насера в 1956 году поступила просьба о направлении в Каир специалистов для консультаций по вопросам организации более надежной охраны главы государства. Мы эту просьбу поддержали, и вскоре в Каир прилетели два руководителя 9-го управления КГБ. Насер пригласил нас к себе на обед и в очень теплой домашней обстановке высказал несколько пожеланий, как соответствующие египетские службы должны были бы воспользоваться нашим опытом для организации охраны высшего египетского руководства. Просьба о приезде наших специалистов была вызвана тем, что египетская разведка и контрразведка стали с некоторых пор (а дело было как раз накануне тройственной агрессии) получать информацию о зарубежных и внутренних планах физического устранения Насера.
В дальнейшем тайные планы западных спецслужб о физическом уничтожении Насера стали явными. Красноречивое признание на этот счет в свое время сделал Питер Райт. В книге «Ловец шпионов», к неудовольствию своих коллег, он описал, как англичане хотели ликвидировать Насера.
В ходе нескольких бесед с лицами, которые обеспечивали охрану Насера в пути, в местах собраний и манифестаций, на службе, во время поездок за границу и дома, мы убедились, что никакой охраны, кроме группы телохранителей, вообще не существует. Хлеб, как выяснилось, повар Насера покупал в лавке напротив дома президента, а мясо и овощи на ближайшем базаре. Никакого медицинского контроля за продуктами питания не было, и никто на этот счет не проявлял беспокойства. Не было в ту пору и никакой надежной сигнализации в системе охраны помещений, где жил и работал Насер. Обсуждали мы и проблему возможного заноса в служебные помещения и залы заседаний радиоактивных и отравляющих веществ.
Египтяне хотели получить от нас специальную аппаратуру для обнаружения таких веществ и были шокированы, когда наши генерал и полковник порекомендовали проверять помещения при помощи птички в клетке. Если птичка погибнет — значит, и человеку находиться в этом помещении опасно. Египтяне никак не могли поверить в эффективность этого способа и все время спрашивали, нет ли более современной технологии. Наши авторитетные специалисты отвечали, что кое-какие работы в этом направлении ведутся, но «птичка все равно лучше». Потом эта «птичка» долго упоминалась в наших разговорах с египетскими коллегами: «И то хорошо, и то отлично, но птичка все-таки лучше».
Насер был прекрасным оратором. Он часто выступал перед массовой аудиторией, и его всегда слушали с большим вниманием, как завороженные. Надо иметь в виду, что Насер обращался одновременно и к грамотному, и к совершенно неграмотному населению и последнее обстоятельство всегда принимал в расчет. Он по нескольку раз повторял одну и ту же мысль или даже одну и ту же фразу с небольшими вариациями. Таким способом он добивался, чтобы мысль пробила дорогу в сознание слушателя и прочно усвоилась.
Одевался Насер просто, не любил разных украшений вроде запонок, заколок для галстука, но костюм на его представительной фигуре сидел всегда отлично. Стригся он коротко, и все в нем выдавало человека военного, навсегда усвоившего армейскую привычку к строгости в одежде и подтянутости во внешнем виде.
Он и сам определял по внешнему виду человека, служил тот в армии или нет. Для него это было важно. Во время первого визита Насера в Москву мы с Викентием Павловичем Соболевым подошли к нему для согласования каких-то вопросов, а он нам вместо приветствия бросил: «Ребята, что-то у вас выправка и шаг чисто военные!» Насер, конечно, пошутил: ему хорошо была известна наша ведомственная принадлежность.
Насер никогда и никому не подражал, да в этом и не было необходимости — он сам был натурой цельной, достойной подражания. И здесь вновь напрашивается сравнение с Садатом, который все время играл какую-нибудь роль, жил постоянно «в образе»: изображал из себя то философа, то отца нации, то хитроумного политика, то военного стратега. Многим в Египте известно, что в молодости образцом для подражания ему служил Гитлер. Это объясняется и политическими обстоятельствами: немцы в годы Второй мировой войны одно время одерживали победы над англичанами в Африке, и некоторые египетские политические деятели и армейские офицеры ждали прихода в Каир Роммеля как избавителя от английской оккупации. На долгие годы внимание Садата привлекли такие фигуры, как Черчилль и Сталин. Им он тоже стремился подражать, изучал их биографии и особенно манеру их поведения. Садата преследовало желание произнести перед народом непременно историческую речь, которая бы навсегда запомнилась нации и имела решающее значение в политической жизни страны. В связи с этим он испытывал повышенный интерес к известному обращению Сталина к народу 3 июля 1941 года. По мнению ряда историков, эта речь сыграла большую роль в мобилизации советского народа на борьбу с немецкими оккупантами. Именно такую речь и хотелось произнести Садату, в чем он признался нашему послу В. М. Виноградову. Но вернемся к Насеру.