Читаем РАЗВЕДКА: ЛИЦА И ЛИЧНОСТИ полностью

Конкретных подтверждений этому было более чем достаточно: проволочки с ратификацией Договора ОСВ–2, новые долгосрочные программы вооружения армии США, создание американских «сил быстрого развертывания». Предположение о том, что если мы пустим развитие событий в Афганистане на самотек, то там могут появиться ракеты, нацеленные на Советский Союз, тоже не было лишено оснований. Плюс к этому затяжной конфликт с Китаем и многое другое (пограничная Турция — член НАТО, возможное вмешательство США в дела соседнего Ирана и так далее).

Рассуждения же о том, что Советский Союз через свою военную акцию в Афганистане хочет выйти к «теплым морям», расширив зону своего влияния вплоть до Индийского океана, не выдерживают серьезной критики. Наше политическое руководство не было до такой степени наивным и уверенным в своих собственных военных, экономических и политических возможностях, чтобы строить подобные авантюрные планы.

Я думаю, что, принимая решение о вводе войск, Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов просчитали только одну сторону из всего комплекса наших военно–политических интересов, а именно — положение в Афганистане и на наших южных границах. Другие аспекты международной политики в расчет не принимались, не говоря уже о политике внутренней.

Введя войска в Афганистан и оставшись там на долгие годы, мы дали хороший повод США для более активного вмешательства в дела этого региона и обеспечили ему надежных союзников в проведении антисоветского курса.

Высшее советское руководство не предусмотрело реакцию мусульманского мира на ввод войск. В одночасье мы потеряли в этом мире друзей и приобрели много врагов, да и «движение неприсоединения» отвернулось от нас.

Но главное — это то, что при принятии данного решения были полностью проигнорированы вопросы внутреннего положения в СССР.

Похоже, что высшие советские руководители продолжали верить в монолитность нашего общества, национальное единство, надежность армии и неисчерпаемые экономические возможности. То, что наше вооруженное вмешательство в Венгрии и Чехословакии было крайне негативно встречено частью советской интеллигенции, предпочли забыть, а этого не следовало бы делать.

Самое же прискорбное состояло в том, что не была учтена реакция населения на гибель наших солдат в Афганистане. Смерть и увечья тысяч молодых людей во имя непонятных «стратегических интересов» с каждым днем подрывали доверие населения Советского Союза к своим руководителям. Только полным параличом высшей власти можно объяснить то, что наша разлагающаяся армия целых десять лет оставалась в Афганистане.

Горькие плоды афганской трагедии мы пожинаем и по сию пору.

А что касается меня, то в результате афганской войны я стал убежденным пацифистом (раньше в нашем партийно–правительственном аппарате это слово было вообще ругательным). Я пришел к окончательному выводу, что ни одну национальную проблему в мире нельзя решить путем иностранной военной интервенции. Война допустима лишь в одном случае: когда надо защищать свою родину от напавшего на нее врага. Все остальные конфликты должны решаться без оружия.

♦ ♦♦

Закончил я эту главу 24 сентября 1997 года, а, вернувшись вечером домой, увидел в «Красной Звезде» некролог:

«Военный совет, командование ВДВ, друзья и товарищи с глубоким прискорбием извещают о смерти участника бое–365

вых действий в Республике Афганистан бывшего командира 103–й гвардейской воздушно–десантной дивизии генерал–майора запаса Рябченко Ивана Федоровича и выражают соболезнование родным и близким покойного».

И снова вспомнил я бравого генерала небольшого роста, очень живого и решительного. Ему очень шли усы, придававшие его облику еще более решительный вид. Он уверенно отдавал распоряжения командирам подразделений своей дивизии и как полновластный хозяин распоряжался Кабульским аэродромом.

Поработали мы с ним всего часа полтора, а в памяти он остался на всю жизнь.

Станет ли другом вечный враг?

С детства у меня сохранилось впечатление, что о Японии я знал всегда, знал, что она есть, что она необычна, не похожа на все остальные страны и… что это наш враг на вечные времена.

Вспоминается бесконечное разглядывание рисунков и фотографий в самом популярном до Октябрьской революции, имевшемся в нашем доме, журнале «Нива» о баталиях на русско–японском фронте.

Потом, уже подростком, я узнал подробнее про Порт–Артур, Мукден и Цусиму. А из громадных рупоров старинных граммофонов услышал щемящие и бравшие за душу слова вальсов «На сопках Маньчжурии» и «Амурские волны». И из них тоже следовало, что Япония — наш вечный враг.

А дальше к понятиям Порт–Артур, Мукден и Цусима прибавились японская интервенция на Дальнем Востоке, Хасан и Халхин–Гол, а из черных тарелок радиоточек запел популярнейший эстрадный артист Леонид Утесов:

На Дальнем Востоке акулаОхотой была занята,Злодейка–акула дерзнулаНапасть на соседа–кита…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное