Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

И после этого, несмотря на все мои попытки, так и отказывался заговорить по-русски, хотя о его неистребимом русском акценте можно было прочесть в любой книге о «Моссаде». Тогда-то я и ощутил на себе силу его гипнотических прозрачных глаз, о которой тоже немало написано; говорят, что многие подозреваемые «раскалывались», стоило лишь Харелу посмотреть на них. Под этим взглядом желание задавать вопросы исчезало как-то само собой, и тем не менее я твердо решил довести интервью до конца.

Но вскоре наша беседа зашла в тупик. Стало ясно, что передо мной сидит один из тех «динозавров» Израиля, которых невозможно ни в чем переубедить, не меняющих с годами ни взглядов, ни принципов, даже если сама жизнь доказала всю их нелепость, и это вызывало невольное раздражение. Но вместе с тем чем больше мы говорили, тем яснее становилось мне, что только такие фанатичные «динозавры», для которых слова «честь», «Родина», «патриотизм» никогда не меняли своего высокого значения, и могли построить и защитить эту страну. Помнится, чувствуя, что у меня явно не хватает материала для полосного интервью, я попросил Исера Харела рассказать какую-нибудь неизвестную историю из его деятельности на посту начальника «Моссада».

– Ну да, – ответил он, – я тебе сейчас расскажу, а о чем я буду писать свою следующую книгу?!..

При этом я ощутил в его голосе нотки писательского тщеславия. Что ж, он и на это имел право: лучшие его книги, например, «Дом на улице Гарибальди» – о том, как был арестован и доставлен в Израиль Адольф Эйхман[3], стали не только израильскими, но и мировыми бестселлерами.

– Скажите, господин Харел, – спросил я уже в конце нашего разговора. – Есть ли все-таки что-то, о чем вы жалеете, что бы вам хотелось сделать в качестве начальника «Моссада», но вы этого сделать так и не смогли?

На минуту в комнате повисла пауза, а затем Харел сцепил руки так, что я услышал, как хрустнули его старые пальцы.

– Да, – сказал наконец он. – Я так и не сумел поймать доктора Йозефа Менгеле[4]. Несколько раз он был у меня «на крючке» – и каждый раз уходил. Если бы я не подал в отставку, я бы его все равно поймал, потому что это чудовище должно было быть схвачено и повешено. Но те, что пришли после меня, поймать его так и не смогли. А может, для них это просто было не так важно, как для меня…

И вот сейчас мой сосед по палате читал мемуары динозавра по имени Исер Харел.

– А знаете, я ведь был знаком с автором этой книги, – сказал я, чтобы завязать разговор.

– Я тоже, – кивнул он. – Даже какое-то время работал под его началом, но, слава Богу, это длилось недолго. Затем меня перевели в Арабский отдел ШАБАКа[5], где я и прослужил до самой пенсии…

– В Арабском отделе Общей службы безопасности?! – переспросил я, чувствуя, что мне привалила неслыханная журналистская удача, и, представившись, попросил своего нового знакомого дать мне интервью о работе его ведомства.

– Нет, – вдруг отрезал он. – Вот этого не нужно!

– Но почему?! Я не собираюсь вас «раскалывать» на какие-то государственные секреты, вы сами будете выбирать, что рассказывать, а что – нет.

– Само собой, я и не буду рассказывать вам то, чего рассказывать нельзя, – ответил он. – Но даже говоря о событиях, которые уже известны, я могу случайно обмолвиться, выболтать информацию, которая и мне, и вам покажется совершенно незначительной, а в итоге может нанести серьезный вред конкретным людям, если ваша газета случайно попадется на глаза не тем, кому нужно… Знаете, в нашей профессии ценой успеха нередко бывают сломанные человеческие судьбы. Я приведу один маленький пример. Вскоре после Шестидневной войны[6] я подготовил группу разведчиков, призванную действовать среди арабов. Все они в совершенстве овладели не только арабским языком, но и арабским менталитетом, образом жизни, и внедрились в арабское общество как арабы. Один из моих подопечных знал Коран[7], хадисы[8] и законы шариата[9] на таком уровне, что в конце концов стал преподавателем в медресе – религиозной арабской школе. Все они переженились на арабках и вообще внешне вели образ жизни благочестивых мусульман. Я был чрезвычайно доволен их работой, но проблемы начались, когда мы их отозвали домой. Для их жен и детей то, что их отцы оказались евреями, было самым настоящим шоком. И им надо было пройти гиюр[10]…

– Гм… Они согласились?