Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

Молодой офицер КГБ не скрывал от своего визави – гражданина Израиля Шабтая Калмановича, что ему поручено «разбудить» его после трехлетней «спячки» и напомнить о взятых им некогда на себя в Москве обязательствах. Но уже самим фактом своего появления на этой квартире Шабтай Калманович подтвердил, что он помнит о своем «долге» перед социалистическим отечеством.

Они разошлись в целом довольные друг другом. Шабтай Калманович вышел из особняка, где располагалась конспиративная квартира, унося в кармане 3 000 долларов и поручение еще глубже проникнуть в политические кулуары Израиля, а также раздобыть как можно больше достоверной информации о деятельности Общей службы безопасности Израиля и Бюро по связям с евреями СССР и Восточной Европы «Натив»[38].

У молодого офицера на память о беседе осталась ее магнитофонная запись, содержащая весьма любопытные сведения как о ситуации в Израиле, так и о личной жизни некоторых израильских политиков, которые при случае можно было использовать для их шантажа. Шабтай Калманович казался ему весьма перспективным агентом, и, похоже, в своей оценке офицер не ошибся. На протяжении всех последующих лет – вплоть до своего ареста в 1986 году – Шабтай Калманович исправно поставлял советской разведке различную информацию об израильской армии, спецслужбах, политических деятелях и т. д., достоверность которой не вызывала никаких сомнений. И хотя спустя годы он будет настаивать на том, что своей деятельностью не нанес особого ущерба Государству Израиль, материалы хранящегося в Общей службе безопасности (ШАБАКе) его дела, увы, упрямо свидетельствуют об обратном.

* * *

Шабтай Калманович родился в 1947 году в Каунасе, который многие еще по привычке долго называли Ковно.

Родился, как принято писать, в интеллигентной еврейской семье: его отец был заместителем директора знаменитого завода «резиновых изделий», а мать – главным бухгалтером местного мясокомбината. Несмотря на то что внешне супруги Калманович вели жизнь обычных совслужащих, дома они стремились сохранить осколки того мира, к которому когда-то принадлежали: со своими детьми они говорили на идише и пытались соблюдать какие-то еврейские традиции. Жизнь Ханоха и Мины Калманович круто изменилась в 1959 году, когда они решились в первый раз подать просьбу разрешить им выехать на постоянное жительство в Государство Израиль и получили отказ. Вновь и вновь Калмановичи подавали просьбу о выезде и вновь наталкивались на отказы.

К счастью, в Литве к еврейским «отказникам» относились куда более терпимо, чем, скажем, в России или на Украине. Да, Шабтая Калмановича исключили из пионеров. Да, ему отказали во вступлении в ряды ВЛКСМ. Но при этом он благополучно окончил школу и поступил в местный политехнический институт на факультет автоматизации производства. Впрочем, поработать по специальности ему так никогда и не довелось: сразу после окончания института Калманович был призван в армию, где на молодого солдата – сына «отказников» – мгновенно обратили внимание «компетентные органы».

И настал день, когда он был вызван на «дружескую беседу» с офицером КГБ. Это была обычная, рядовая встреча, в ходе которой «гэбист» напоминал своему собеседнику о том, что тот все-таки был выращен и вскормлен социалистическим отечеством, воспитывался в советской школе и потому просто не хочется верить, что такой симпатичный молодой человек окончательно отравлен ядом сионизма. Дальше следовало предложение «по-дружески» сообщать ему время от времени, кто из его сослуживцев-евреев ведет «антисоветские разговоры», а в обмен предлагались различные послабления по службе и «доброе отношение» офицеров.

Шабтай Калманович был одним из немногих солдат-евреев, кто такое предложение принял.

С того дня он стал регулярно встречаться со своим армейским «покровителем» и выполнять те или иные его поручения, то есть, попросту говоря, строчить доносы на своих товарищей, время от времени провоцируя их на откровенность.

В сущности, с данного момента он уже оказался «на крючке» у КГБ, а эта организация никогда ничего не забывала и никогда не отпускала пойманную ею «рыбку», если существовала самая небольшая вероятность того, что «рыбка» может пригодиться ей в будущем. Таким образом, судьба полкового стукача Шабтая Калмановича была предрешена.

* * *