В некоторых местах завязалась рукопашная. В таких сложных ситуациях партизаны обычно действовали вдвоем — в паре с первым попавшимся бойцом. Из огорода как раз выскочил Иван Киреев, с ним-то мы и отбивались от наскакивавших на нас гитлеровцев, били короткими очередями по отходившим к озеру.
Неожиданно увидели замерших возле изгороди три грузовика и автобус, а рядом — целый строй крытых повозок-фур. За ними чинно, друг за другом, стояли орудия. В первую очередь подскочили, конечно, к ним. Партизаны уже вынули замки и заталкивали в стволы желтые бруски тола. Нам тут делать было нечего.
Рядом оказалось большое длинное помещение. Что в нем? Распахнули ворота — конюшня! Около сотни бельгийских битюгов, буланых с проседью. Это они притащили сюда и артиллерию, и огромные крытые повозки. Иван дал поверху длинную очередь в глубь конюшни. Лошади шарахнулись к стенам, затем скопом бросились в распахнутые ворота. Да так, что мы еле успели отскочить в сторонку. Они вырвались на улицу, со ржанием побежали по деревне.
Мы с Иваном рванулись к первой крытой повозке. Отбросили брезент: в ней тюки обмундирования. Оно нам ни к чему… Кинулись к следующей, а оттуда прозвучал выстрел. Катя Гусакова, оказавшаяся впереди нас, тут же упала на дорогу. Тимофей Гусаков, видимо, бежавший следом, подскочил к жене, склонился, вглядываясь в ее бледнеющее лицо. Катя была мертва. Киреев рванулся к фуре, отбросил брезент и тут же нажал на спусковой крючок автомата. На повозке оказался фашист, минуту назад выстреливший в жену нашего бронебойщика. Значит, часть гитлеровцев, не успевших сбежать в камыши, спряталась в крытые повозки. Их находили также и в машинах.
Хозяйственники наши — парни смышленые и сноровистые. Уже поймали нескольких лошадей, запрягали их, а другие разгружали две повозки для раненых. Вот и первый — Евгений Савельевич Крахмалов, который вместо Л. П. Казакова исполнял теперь обязанности комиссара отряда имени В. И. Чапаева. Он тяжело контужен, весь в крови, она течет из ушей и носа. Евгения тащат к повозке Фруза Станиславчик и Катя Лях.
— Что с тобой? — бросился я к нему.
Крахмалов что-то силится сказать, но только глухо мычит, не произносит ни слова.
Ведут сюда и Леонида Потапова. Командир отделения по плечам перевязан полотенцем. У него тяжелое ранение в руку.
Еще кого-то несут. Неужели комиссара Андрея Григорьевича?! Да, действительно, нашего Семенова. На нем тоже повязка с пятнами алой крови: пуля попала в грудь.
На улице, огородах трещат выстрелы, коротко рокочут очереди. Мы с Киреевым метнулись вдоль улицы. Оглянулся: люди Ивана Алексеевича Соловьева несут к повозке раненого Николая Владимирова — родного брата нашего Ивана Киреева. Правда, Иван не видит этого, а я молчу, сжав зубы.
Вскакиваем в большой пятистенный дом. В первой половине из-под печки торчат немецкие сапоги. Сам, значит, спрятался, а ноги подвели. Еще саданет очередью оттуда. Иван нажал на спусковой крючок своего автомата, а я вскочил во вторую половину дома.
На столе лежал широкий ремень с маленькой кобурой, рядом часы. Почувствовал, что тут кто-то должен быть. Рванул занавеску — и отпрянул. На кровати сидел верзила: на белой рубашке двумя полосками пестрели подтяжки, в брюках, в сапогах; китель висел на спинке стула. Гитлеровец медленно поднялся.
— А-а-а! — он бросился на меня.
Очередь опередила его. Я схватил ремень с кобурой. Она зацепила часы, и они брякнулись на пол.
Когда выскочили из дома, соседний уже пылал. С берега озера фашисты открыли минометный огонь по деревне. Били и по своим, метавшимся по огородам, и по партизанам. От разрывов загорались постройки.
Мы выбежали за околицу. Здесь собирались наши бойцы, чтобы двинуться по дороге на Иоды. Теперь партизанам не страшны другие гарнизоны, коль смяли такой мощный, старопогостский.
Все больше и больше скапливалось партизан у последних домов, двигались сюда и крытые повозки. И вот тут с высотки, расположенной левее и чуть впереди нас, противник открыл сильный огонь. Видимо, там находилась засада. Она напрочь перекрывала нам путь вперед, и Фидусов приказал мне взять своих ребят и разгромить гитлеровцев. Разведчиков рядом не оказалось, куда-то исчез и Иван Киреев. Зато я увидел Владимира Павлова, помощника командира 1-го взвода нашего отряда, с ним четверо бойцов.
— За мной! — приказал я, и мы бросились в обход высотки.
Она была заросшей небольшими кустами, так что продвинулись к вершине быстро. Оттуда, не переставая, бил пулемет. Подползли совсем близко и открыли огонь. Пулемет сначала замолчал, а затем повернул в нашу сторону. Мы притаились, а он не унимался. Потом нашу группу обстреляли справа и слева. Мы заметались среди кустарника и вдруг почувствовали, что обложены со всех сторон.
Можно себе представить душевное состояние горсточки партизан, которые видят свою уходящую колонну. Засада уже не обстреливает ее, сосредоточила огонь на нашей группе. Положение, конечно, более чем обидное. А все же одновременно и радостно на душе: удалось-таки отвлечь засаду, поэтому и уходят друзья-товарищи!