Бронетранспортер вырвался из-за поворота, свирепо лязгнул гусеницами и, словно присев, рванулся вперед. Сиренко подтянул ногу, поскреб землю, надежно уперся в выемку и приподнял связку гранат. Бронетранспортер снова лязгнул, потом скрежетнул переключаемыми фрикционами и начал набирать скорость.
— Теперь аккуратненько, — скомандовал себе Сашка, приподнялся и не столько бросил, сколько уложил связку гранат под набегающие гусеницы.
Еще до взрыва он успел упасть и несколько отползти назад.
Взрыв разом оборвал и лязг и грохот мотора. Сашку опалило тугой взрывной волной, и он на мгновение потерял сознание. А когда пришел в себя и поднял тяжелую голову, увидел, что бронетранспортер развернулся наискосок и над его гробовидными бортами показались головы. Гранаты были рядом, и Сашка, преодолевая ватную неподатливость тела, не глядя, стал брать их и методично швырять в металлический гроб.
Первый же взрыв словно вымел гитлеровцев, они раскатились на все четыре стороны от бронетранспортера.
Это и погубило Сашку. Контуженный, плохо соображающий, он все-таки нашел в себе силы подтянуть автомат и дать первую очередь по тем, кто был впереди машины. Механик-водитель и капитан — командир генеральской охраны — были срезаны намертво, а третьего — пожилого, грузного и, видимо, очень сильного солдата пули только зацепили, и он, предчувствуя скорую кончину, пронзительно закричал. Лес повторил его крик, и оставшиеся в живых гитлеровцы словно опомнились.
Сиренко помотал большой головой и перекатил автомат по земле — поднять его уже не было сил. Магазин оставил борозды на глине. Все еще плохо соображая, Сашка все-таки додумался, что сейчас самыми опасными были те, кто выпрыгнули с кормы бронетранспортера.
Он медленно изготовился и медленно, старательно нажал на спусковой крючок. Он еще слышал звук длинной очереди, еще заметил, как упали и перекатились по глинистой, заброшенной лесной дороге несколько гитлеровцев, пятная серое бархатистое полотно свежей, странно алой кровью. Но больше уже ничего не видел.
Он только почувствовал укол выше груди, потом что-то горячее и поначалу приятное вошло в самую грудь… Бронетранспортер вдруг отделился от дороги и, весь в кровавых и радужных пятнах, поплыл вверх, перевернулся и всем своим железным, пропахшим соляркой и солдатским потом, тяжким нутром накрыл Сашку, как накрывает крышка гроба.
Но Сашка еще хотел, еще мог бороться. Он помнил, что немцы есть и за бронетранспортером и они могут уйти, напасть на ничего не подозревающих Андрианова и Дробота — ведь если бы его товарищи знали, что здесь происходит, они бы уже были здесь и помогли громить врага. В этом Сиренко был уверен. Но их не было, и Сашка обязан был справляться сам, чтобы собой прикрыть товарищей. И он, упираясь ногами в скользкую землю, царапал ее толстыми, сильными пальцами, выгибал свое большое, мускулистое, тренированное тело, стараясь сбросить с себя тяжелую крышку немецкого гроба-бронетранспортера. От нечеловеческого напряжения все в нем рвалось, но он упрямо стремился освободиться, потому что нужно было додраться, добить фашистов, прикрыть своих. В какое-то мгновение крышка его бронированного гроба подалась, он увидел яркий солнечный свет, темно-зеленую, торжествующую и покойную прелесть трав и листвы, увидел голубое, словно выцветшее за лето, небо и услышал, что где-то за бронетранспортером взахлеб бьют автоматы. Он хорошо умел различать, когда бьют советские, а когда немецкие автоматы — ведь он был разведчиком. И он понял — бьют советские, а немецкие автоматы только отстреливаются и постепенно затихают. И он понял:
— Успели…
Сразу пришло состояние необыкновенного покоя, легкости и умиротворенности. Дышать было трудно — в груди клокотало. Однако это было не так уж важно. Важно, что свои успели, что он справился и прикрыл их и то дело, которому они служили. Это сознание было так приятно, наполнило его такой гордостью и в то же время умилением, что он устало улыбнулся и перевернулся на спину: лежать так было удобней, дышалось легче — и широко, как после трудной работы, раскинул руки. Пусть отдыхают. Он сделал свое дело. Теперь его доделают товарищи, друзья.
Небо, высокие верхушки елей, трепещущий листок осины понеслись вверх, в беспредельную глубину, подхватили с собой Сашку Сиренко, и он, удивляясь прелести этого полета, покорно отдался ему.
Удар двух автоматов в спину растерянному, но приходящему в себя противнику был точен и неотвратим. Срезав сразу нескольких солдат, старший лейтенант Андрианов и рядовой Потемкин стали бить на выбор тех, кто пытался скрыться в лесу. Противник тоже отвечал, и очереди полосовали лесную тишину, поднимая облачка корья и обрушивая зеленый листопад. На стороне разведчиков была неожиданность, и они закончили бы разгром генеральской охраны, если бы на стороне противника не действовал инстинкт самосохранения.