— Виталий Геннадиевич, — после теплых дружеских приветствий сказал он, — председатель заинтересовался вашим предложением. Мы обязательно займемся этим вопросом. Но, к сожалению, — тут лицо моего собеседника помрачнело, — сейчас нецелесообразно предпринимать что-либо. Да, просто невозможно, ибо все наши архивные материалы по «делу Тухачевского» переданы для тщательного изучения специальной комиссии, созданной по решению Центрального Комитета партии после XXII съезда. Давайте, — бодро предложил мой бывший начальник, — подождем, что решит эта очень компетентная комиссия, и тогда, имея ясную цель, будем предпринимать практические шаги.
Сильной стороной Ивана Ивановича было умение убеждать собеседника в том, что все будет хорошо, если тот его послушается. Но главное, что для меня было бесспорным, И. Агаянц всегда старался говорить людям правду, не вилять, не обманывать их. Я, не колеблясь, поверил ему и согласился с его доводами.
Комиссия, о которой сказал мне тогдашний шеф Службы «Д», действительно интенсивно поработала и через год пришла к выводу, что немецкая разведка в 1936–1937 годах не занималась фабрикацией фальшивого досье по «делу Тухачевского» и не пыталась внедрить какие-либо документы, подтверждающие существование заговора некоторых высших советских военачальников против
Сталина, потому что такового, то есть заговора, в природе не существовало. Комиссия установила лишь то, что нацистские секретные службы педантично, как это могут только немцы, собирали слухи, муссировавшиеся особенно в белоэмигрантских кругах Парижа и Берлина, о недовольстве части командного состава Красной Армии коллективизацией сельского хозяйства. Кроме того, они были возмущены нежеланием наркома обороны К. Ворошилова и его окружения принять меры против отставания в тактико-стратегическом и техническом отношении РККА от вооруженных сил передовых западных государств. Затем эти домыслы, сильно преувеличенные, через агентурные каналы возвращались в европейские центры белой эмиграции, в военные круги Москвы, Ленинграда, Киева, Минска и других гарнизонных городов Советского Союза.
К сожалению, никто мне не сообщил о результатах расследования комиссии. И. Агаянц промолчал, но я не виню его за это: обстоятельства оказались сильнее. Если бы итог работы комиссии стал широко известен, то это нанесло бы удар по авторитету лидера КПСС и СССР Н. Хрущева. Ведь на XXII съезде компартии он вольно или невольно благословил версию Шелленберга — Хёттля. А раз Никита Сергеевич сказал «да»— значит, так оно и было.
С тех пор фальшивка, сработанная битыми гитлеровскими супершпионами, стала довольно часто появляться на страницах советских органов массовой информации. Поток этих материалов особенно усилился во второй половине восьмидесятых — первой половине девяностых годов, когда перестройка и развал Советского Союза принесли отмену цензуры и полную свободу слова. Газеты, еженедельники и ежемесячные журналы запестрели броско-зазывными заголовками статей и очерков, в которых с небольшими изменениями и добавлениями муссировалась все та же история о том, как немецкой разведке удалось спровоцировать самого Сталина на истребление своих наиболее талантливых полководцев, что в значительной степени облегчило вермахту разгром Красной Армии в начальном периоде германо-советской войны.
Не устояли перед соблазном детально познакомить своих читателей с версией Шелленберга — Хёттля даже такие компетентные издания, как «Совершенно секретно», «Сборник КГБ СССР», «Неделя», «Новости разведки и контрразведки», «За рубежом», «Военно-исторический журнал»… В сенсационном запале они изложили фальшивую версию без мало-мальски критических примечаний (за исключением «Новостей разведки и контрразведки»). И получилось: вроде бы вся эта детективно-фантастическая история действительно имела место быть.
А некоторых мэтров «изящной литературы» сказки экс-асов гитлеровского шпионажа вдохновили на создание захватывающих произведений, где эта история была расцвечена новыми фантастическими эпизодами. В качестве характерного примера можно привести роман Анатолия Рыбакова «Страх», где автор придумал подробности передачи немцами сработанного Службой безопасности Гейдриха фальшивого досье представителям советской разведки, будто бы приехавшим во Францию специально для этой цели.
Еще больше выдумок внесено в версию Шелленберга — Хёттля, которую широко и вольно использовал известный прозаик Еремей Парнов в своем романе «Заговор маршалов». Он избрал другой путь передачи Сталину фальшивого досье: здесь главным курьером выступает тогдашний президент Чехословакии Эдуард Бенеш.
Но вернусь ко времени после моей беседы с И. Агаянцем. Выждав примерно год, я напомнил Ивану Ивановичу о своем письме Председателю КГБ. Мой бывший шеф меня не обнадежил:
— Все пока остается по-прежнему, писать о «деле Тухачевского» еще рано. Потерпите, придет время, — утешил он меня.
Но время не приходило…