Разведотряд

«Колька устроил тут, в коммуникациях базы, немалый переполох…» – решил Яков, когда наконец, ссадив в кровь плечи, выдрался на второй ярус.

Впрочем, он был не совсем прав.

То, что в трубопроводах и вентиляции базы немцы шмыгали с проворством тараканов, была, безусловно, заслуга старшего матроса Романова, это само собой. Навредил он тут, хуже чем вся «Промпартия» в тридцать каком-то. Но то, что на дне шлюза, когда успокоилась в нём десятиметровая толща воды, полуголого русского бородача не оказалось, а люк быстрого стока был открыт… Тут уже не бог весть какая сообразительность понадобилась от обер-инженера базы, торопливо, на колене, расстегнувшего планшет с картой коммуникаций, чтобы ткнуть пальцем, показывая заместителю командира базы лейтенант-капитану Фляйге:

– Er wird hier… Он выйдет здесь…

Но Войткевич вышел не совсем здесь, не там, где в тоннель второго яруса вели из колодца удобные железные скобы трапа. И где его ждали.

Автомат Яши, грязные и ссаженные кисти рук, ободранные локти, плечи и, наконец, голова со слипшимися волосами, объявились за массивным стволом трубы шагах в пятнадцати от того места, где его выглядывали в люке под ногами лейтенант-капитан и пяток эсэсовцев. Очень удобные ростовые мишени, особенно если учесть, что никакого шанса выдраться из этой дыры беззвучно не предвиделось.

Половина Якова оставалась ещё на первом уровне, когда Войткевич почти беззвучно вставил пенал магазина в брюшко MP, медленно оттянул затвор. А вот отпустил-бросил его уже без всяких нежностей, одновремённо потянув спусковую скобу…

Ещё один охотник

– Вот он! – завопил командир патрульного «зибеля», роттенфюрер СС Шальзе. – Вот! – повторил он и толкнул коленом своего зазевавшегося радиста, тянувшего шею из-за автомобильного откидного стекла кабины.

Радист схватился за рацию на коленях, перекинул тумблер и протянул микрофон роттенфюреру.

– Обнаружил «55/7» недалеко от фарватера «F 9»! – с энтузиазмом доложил Шальзе, словно обнаружить русских диверсантов на секретном объекте кригсмарине было чрезвычайно радостным событием. – Начинаю преследование!.. Никак нет. Вышли в центральный канал…

Напрасные радости

Выгоняя вперед себя чёрную блестящую волну, бронекатер вырвался из тоннеля фарватера по пологой дуге, отбросив на стены целый каскад брызг, словно битого хрусталя, и выскочил в знакомый уже канал, ведший напрямую к шлюзу центрального – если не единственного – входа в пещерно-бетонный город.

– Видел? – крикнул Новик, когда, накренившись так, что вспорол бортом антрацитово-чёрную гладь, катер вышел из поворота.

Колька энергично кивнул.

– Видел!

Прежде, чем стену тоннеля засыпало битым хрусталём брызг, он тоже успел увидеть тёмную арку бокового хода, в которой показалась знакомая бульдожья челюсть «зибеля» с выпяченными клыками поднятого трапа.

– Ну, так действуй! – мотнул головой назад старший лейтенант.

Колька обернулся туда… и обратно:

– Рискованно! Оторваться бы надо, да ещё как швырнёт…

Царь глянул на близкий бетонный свод потолка. Бомбометатель, действовавший по принципу катапульты, подбрасывал бомбу десятка на полтора-два метров вверх, чтобы судно успевало отойти.

– Оторвёмся! – пообещал Новик. – Ты сними «свинью» с катапульты, так кидай!

– Есть! – едва удержавшись на ногах – катер высек целый сноп искр, чиркнув бронёй по бетонной стене – Колька метнулся к корме, к нехитрой пружинной конструкции бомбометателя со стальным бочонком, «свиньёй» глубинной бомбы в люльке.

– Рус, сдавайса! – гортанно рявкнул позади мегафон «зибеля».

– Ага, сейчас, только портянки простирну… – Колька перевёл взрыватель бомбы на самую малую глубину срабатывания.

Глянул, как далеко погоня, сделал «заглубление» и того меньше и, кряхтя, столкнул «свинью» с вытертой до блеска люльки «Осторожно… ist explosiv!»

– Раз, два, три!.. – глухо заорал Колька, укладываясь на деревянные пайолы катера ничком.

Новик, присев за штурвалом, разинул рот, словно в расчёте артиллеристского орудия.

– Берегись, мины! – успел прошептать СС-роттенфюрер Шальзе, потеряв отчего-то голос и жмурясь, будто это могло его спасти…

От водяного белого шквала, от цунами, ворвавшегося в придорожную канаву. В неширокий канал, где щепкой закрутило, опрокинуло, протащило по дну и потолку злосчастный «зибель».

Сначала гром, а молния потом

Бег по трубе, утопленной наполовину в воде, трубе широкой, точно одесская канализация, памятная по детским вылазкам в катакомбы, но на простреленной ноге, собственно бегом не назывался. Побегом – и того меньше. Войткевич не только спиной предчувствовал, но и чувствовал по дрожи досок под ногами, что вот-вот – и из-за поворота, оставшегося за спиной совсем недавно, выбегут преследователи.

Он ковылял и спотыкался по сухому деревянному трапу в две доски, настеленному поверх вечно мокрой трубы, – чтобы не свернуть шею в случае ремонта всяческой запорной арматуры и распределительных щитков, которые сращивали целые косы кабелей, пришпиленных изоляторами к стене чуть выше трубы.