Потом, когда прохладный август начал плавно перетекать в тёплый сентябрь, понял. Им нужен был не один и не два агента на узловой станции, а больше, как можно больше. Для того чтобы в день X заставить станцию, пусть ненадолго, работать так, как надо абверу. И чтобы организовать диверсии — или же помешать взорвать пути и оборудование при отступлении РККА. И то же самое на всех коммунальных предприятиях: когда
Разведки смежных стран всегда работают друг против друга. Вот только стратегия и тактика этой работы сильно различаются в зависимости от политической составляющей, или — отношений между соседями.
Такой размах и такая направленность работы немцев могла означать только одно: они готовят нападение и уверены, что весьма скоро смогут оккупировать, по крайней мере, западные области Украины и, можно предположить, Белоруссии.
— Слушай, Войткевич, ты соображаешь, что несёшь?
Голос капитана госбезопасности был непривычным. Без жёсткости, без всегдашних высокомерия и самоуверенности посвящённого в некие тайны, недоступные простым смертным. И выглядел он паршиво: красные, воспалённые глаза, землистый оттенок лица, какая-то дряблость. Даже кисти рук с застарелыми ссадинами на косточках чуточку подрагивали.
— Алексей Трофимович, — сказал Войткевич как можно мягче. — Не обдумав всё как следует, я бы вас из Управления не вытащил.
— То, что вытащил — это правильно, — мрачно кивнул капитан и размял, не закуривая, папиросу. — В Управлении нашем и стены имеют уши. Не ровён час, услышал бы кто, как ты оспариваешь
«Ты бы меня и поставил, — подумал Яков Осипович. — Упреждая, так сказать, возможную прослушку».
Но вслух сказал только:
— Ничего я не оспариваю. Если вам так больше нравится, думайте, что эти
Для конспиративной встречи куратора с оказавшимся самым ценным агентом забираться далеко не требовалось. Встретились, по договорённости, на восточной окраине города, так называемом Грабнике, на старом христианском кладбище.
Листья на деревьях и кустах давно облетели, могилы присыпало пушистым снегом; видно было всё вокруг — от западных ворот, где прикорнула к стене пустой (обезлюделой чекистскими стараниями) часовенки директорская «эмка», до пролома в южной стене, за которым поблескивала синим округлым боком конфискованная у какого-то неблагонадёжного, ныне, наверное, покойника, «Татра-87». Никто не смог бы подойти незамеченным ближе чем на полторы сотни метров — а с такого расстояния не то что услышать, и разглядеть толком ничего нельзя. И всё же капитан сказал шёпотом, предварительно посмотрев по сторонам:
— Думаешь, я не докладывал?
— Думаю, что докладывали, — кивнул Войткевич. — И думаю, что услышали что-то не слишком приятное.
— Вот именно. И во второй раз выслушивать не собираюсь.
«Потому что
— И не надо мне советовать подать рапорт
— Догадываюсь, — как можно спокойнее сказал Яков. — Хотя бы по тому, что всё сотворённое здесь
Наверное, не стоило это говорить. У капитана даже рука дёрнулась — выхватить пистолет… Но сдержался Алексей Трофимович. И не потому, что знал: Яков Осипович тоже вооружён и реакцией обладает отменной.
— Это тебя наши закадычные враги так просветили? — не столько злым, сколько усталым голосом после паузы спросил капитан.
— Немчура-то? — хохотнул Яков. — Нет, они не теоретизируют. По крайней мере, в моём присутствии. А вот морды довольные-предовольные. И дома присматривают — где и кто апартаменты себе обустроит. Слышал краем уха, что здесь, в Ровно, даже резиденция гауляйтера Украины окажет честь расположиться.