— Чего надо? — крикнула девочка, услышав мой тихий стук.
— Открой, пожалуйста, — ласково попросила я.
— Ну, входи, — без особого восторга разрешила Юля.
Я вошла.
— Посиди, я сейчас выйду! — крикнула Юля из туалета.
Я быстро осмотрела комнату. Пейзаж подтверждал мои самые плохие предположения. Кровать смята, скомканное покрывало валяется на полу, подушки разбросаны, на полу у тумбочки лежит тонкая полоска ярко-синего цвета. Извините, но я знаю, что это — обрывок от упаковки с презервативом. Геннадий Петрович совершил ошибку, которую довольно часто допускают мужчины. Он вскрыл пакетик, использовал резинку, потом выбросил и упаковку, и гондон, но оставил оторванный в спешке край фольги.
Откуда мне известно про презервативы? Я до сих пор не встретила своего мачо-брюнета, но у меня все же было два скоротечных романа, и я, простите за откровенность, не девушка. А еще у меня большое количество приятельниц, которые рассказывают о своих приключениях.
— Чего пришла? — спросила Юля, выходя в комнату.
Девочка только что приняла душ и сейчас, раскрасневшаяся, с тюрбаном из полотенца на голове, казалась еще более юной.
— Здесь нет Микки-Мауса, — продолжила дочь Геннадия Петровича, — можешь не искать. Я сама все перерыла!
— Юлечка, а где твоя мама? — осторожно спросила я.
— Тебе какое дело? — огрызнулась она.
— Пожалуйста, ответь, — попросила я.
— Она умерла, — спокойно сообщила Юля, — давным-давно, я ее не помню.
— Живешь с отцом? — продолжила я.
— Ага, — кивнула Юля, — нам вместе хорошо. Папа меня любит.
— У тебя есть подруги? — упорствовала я.
— На хрена этот допрос? — начала злиться школьница. — Может, еще анализ крови на сифилис сдать? Топай отсюда.
Я показала пальцем на пол:
— Ты можешь поговорить со мной об этом.
— О чем? — прикинулась она непонимающей.
— Обо всем, — твердо заявила я, — непременно помогу тебе.
Юля мастерски изобразила удивление:
— Ты того, да? Крышу снесло?
Я села в кресло.
— У нас в библиотеке полно книг, в частности, по психологии. Я учусь в институте, где готовят учителей и психологов. Преподаватели у нас хуже некуда, жуют лекции, которые читали еще при монголо-татарском нашествии. Но курс «Психологии пубертатного возраста» ведет суперский дядька. Знаешь, что он нам недавно рассказывал?
— Как сажать первоклашку на горшок, чтобы не повредить его эго? — с ехидным видом осведомилась Юля.
— Нет, — сказала я, — другое. Дети, которые подвергаются в семье насилию, в подавляющем большинстве не обращаются за помощью, никому не рассказывают о том, что творится у них дома. Почему?
— Кому охота рассказывать такую правду? — пожала плечами Юля. — Натреплешь в классе, что тебя мать за двойки крышкой от кастрюли лупит, и чего? Все потешаться будут, а учителя позлорадствуют: «Так тебе и надо! Заслужила трепку, бездельница».
— Под насилием я имела в виду не побои, — уточнила я.
Юля изобразила полнейшее изумление:
— А что? Без ужина оставили, комп отняли?
Я не успокоилась и повторила:
— Дети, которых насилуют родители, считают, что папа или мама правы, а они, малыши, очень плохие, поэтому и заслужили такой ужас. Но это неправда. Ты ни в чем не виновата!
Юля скривилась.
— Степашка, ты нюхаешь клей? Куришь веник? Употребляешь колеса?
Я набралась храбрости и указала на открытую дверь шкафа.
— Совершенно случайно, сидя в гардеробе соседнего номера, я услышала, как ты умоляла отца оставить тебя в покое, плакала, причитала, но Геннадий Петрович не ушел. В отеле плохая звукоизоляция между номерами, а ты не захлопнула створки шкафа. На полу валяется обрывок от упаковки презерватива, кровать похожа на поле сражения. Продолжать?
Юля прикусила губу, потом наклонилась, подняла ленточку фольги и убежала в туалет.
Я услышала шум воды в унитазе.
— Все в порядке, — пробормотала, возвращаясь, дочь Комарова, — зря беспокоишься.
— Вряд ли можно назвать нормальной половую связь отца с дочерью, — возмутилась я, — не надо бояться Геннадия Петровича. Тебе следует прекратить его издевательства.
Юлия странно усмехнулась.
— Он меня обожает, балует, делает подарки, исполняет любые мои капризы, ты же видела! Несется по моему первому приказу чай наливать, конфетки разворачивает. Не лезь к нам, сами разберемся.
Я потеряла дар речи, а Юля сняла с головы тюрбан, встряхнула влажными волосами и продолжила:
— Спасибо, но мне это нравится.
— Нравится, — ошарашенно повторила я, — спать с собственным отцом? Знаешь, как это называется? Инцест и растление малолетних! Ты в шоке и не понимаешь, что говоришь. Давно он тебя в качестве секс-игрушки использует? Не надейся, твоему отцу это преступление с рук не сойдет! Сейчас же пойду к бабушке! Ураган закончится, и мы сдадим насильника в милицию!
— Остынь, — вздохнула Юля, — я ему не дочь.
Я заморгала.
— Врешь! Покажи документы.
Она развела руками:
— У меня их нет.
— Глупая отмазка, — разозлилась я.
Юлечка села на диван и вытянула ноги.
— Обещаешь молчать? Тогда расскажу.
— Валяй, — приказала я.