– Почему-то у меня, а не у родного сына. Проходи один, – я кивнула на зал, за что в ответ получила презрительный взгляд от спутницы моего мужа.
– Оль, Марина тоже хочет поговорить с мамой, она сможет ее успокоить. В конце концов, это и мой дом тоже, и мама моя.
– А я твоя жена. А это любовница, – я иронично улыбнулась и крикнула в глубь дома. – Галина Яковлевна! К Вам тут сын со спутницей.
– Пока он перед тобой не извинится, видеть его не хочу! А эта профурсетка пусть даже порога дома не переступает!
– Вы все слышали. Так что простите, – небрежным жестом ногой, обутой в меховой тапочек, я убрала ногу Марины со входного коврика за пределы дома.
Ожидаемо, Борис попросил девушку подождать его в машине, а сам прошел внутрь, чтобы поговорить со мной.
Я почему-то не была такой мудрой как моя свекровь и не отказала ему в разговоре.
– Оля, я прошу тебя посмотреть на эту ситуацию как взрослый человек, а не как обиженная женщина!
– Это я обиженная женщина?! – моему возмущению, казалось, не было предела. – Если и обиженная, то только тобой! Ты не стал считаться с моим мнением, а твой отец не стал считаться с мнением своей супруги. У вас это по мужской линии передается?
– Да что передается? Забота о компании? Ответственность? – Борис смотрел на меня так, будто я была глупым ребенком, ничего не смыслящим в бизнесе. – Нам нужен этот проект, мы рассмотрели все риски, все просчитали. Это хорошие перспективы для нас.
– Да как ты не поймешь, что я не против проекта! Я против того, что ты дал мое согласие, не спросив меня! Я имею право голоса, мое мнение должно иметь вес! Понимаешь?
– Речь идет об успехе холдинга, а ты говоришь о каких-то философских вещах…
Мы не понимали друг друга, и сейчас будто бы были с разных планет.
Я не могла сказать ничего, потому что к глазам подступали слезы, когда я понимала, что все изменилось и никогда не станет прежним.
Раньше нам не приходилось искать общий язык, потому что мы понимали друг друга с полуслова. Были равноправными партнерами в бизнесе, принимали важные решения за совместными ужинами. А сейчас?
Мы начали говорить на разных языках. Вот только кто сменил язык? Борис со своей влюбленностью или я с ощутимой обидой за разрушенную семью?
– Ты изменилась, – как будто ответил на мой незаданный вопрос мужчина. – Раньше ты с холодным умом смотрела на вещи, могла принимать взвешенные и логичные решения, которые отделяла от личной жизни. Что с тобой стало? Противишься заключению договора только потому что тебя не посадили за круглый стол и не дали подписать бумаги первой. Заигрываешь с нашим главным конкурентом, который может быть опасен, лишь бы задеть меня.
– Задеть тебя? – я прыснула от смеха. – Все не так, Борис. Мы смотрим на ситуацию с разных углов. Может быть, развод все изменит? Если нет, мне придется продать свои акции и сменить холдинг.
– Не мешай личное и работу. Ты умеешь это делать.
Я отрицательно покачала головой и не стала больше ничего отвечать. Мне просто нечего было говорить, потому что все разговоры в последнее время заходили в тупик.
Борис тоже потерял интерес переубеждать меня в очевидных для него вещах. Возможно, он понимал, что в этом нет смысла, потому что рано или поздно мы разведемся и, скорее всего, вместе с этим закончим сотрудничество.
– Отец хочет, чтобы мама вернулась домой, – невпопад произнес мужчина.
– Я не держу ее. Если Галина Яковлевна захочет, она всегда может уехать. Но если ей необходимо пожить где-то, я не откажу.
– Оль, послушай, – Борис попытался взять меня за руку, но я предусмотрительно отошла в сторону и одним холодным взглядом дала понять, что не нужно касаться меня руками, которые еще недавно обнимали другую женщину. – Я могу понять, что ты сейчас обижена, и мама тоже. Но прошу тебя не накручивать ее и не настраивать против отца.
– Ты вообще в своем уме? – я растерянно смотрела на человека, который говорил откровенные гадости мне в лицо, и не понимала, просто не понимала, что случилось с нами, а главное в какой момент.
– Послушай…
– Нет, это ты послушай меня, дорогой супруг! Мы с Галиной Яковлевной обижены своими законными мужьями, ни один из которых не удосужился даже попросить прощения. Твоя мать взрослая женщина, как и твоя жена. У нас есть свои головы на плечам, и нам не нужно накручивать друг друга, чтобы понять, что мы вышли замуж за последних козлов! А теперь убирайся из этого дома.
– Я заберу маму с собой.
– Она не фарфоровая ваза, чтобы забирать ее, – усмехнулась я. – Если захочет, приедет сама.
Наверное, в тот самый момент между нами началась настоящая холодная война. И, как бы грустно не было признавать это, развязала ее я.
Почему я была такой резкой? Сама не знаю.
Борис прав, я действительно обижена. Но обижена им! Мне надоело, что изо дня в день он, обнимая свою любовницу, твердит мне, что я бедная несчастная женщина, которой предстоит развод, но я не должна печалиться об этом.
Надоело, что меня считают жертвой, женщиной, которая останется ни с чем после того, как молодая девица увела у нее мужа.
Что за предрассудки?