– Я запре… – начал было Филиппо и осекся.
А чего тут запрещать? Адриенна же не нарочно, просто так она отреагировала. И, может быть, пахни Франческа не так сильно, Адриенну бы и не стошнило? Ему нравится, но беременные женщины… говорят, они сложные. И капризы у них есть. И вообще…
– Ладно. Я прикажу, чтобы эданна Франческа не пользовалась этими духами.
– Нет-нет, ваше величество! – Адриенна пришла в себя достаточно, чтобы понимать некие подводные течения. – Я не настаиваю. Пусть пользуется, но либо в меньших количествах, либо пусть будет осторожнее. И, умоляю, извинитесь перед ней за меня. Я не виновата, но… это очень неприятное происшествие.
Это еще мягко было сказано. Филиппо кивнул.
– Извинюсь. Адриенна, я уверен, эданна все поймет.
Ага, поймет она. Уже поняла. И что еще сделает? Уж точно ничего хорошего.
– Ваше величество, прошу вас… позвольте мне помолиться.
– Днем не получится? – жестко поинтересовался Филиппо.
– Я не знаю, почему так получается. Но ночью, когда кругом тишина и покой, моя душа может отрешаться от суетных мыслей, – сплела слова в заковыристую фразу Адриенна. – Днем я не могу так сосредоточиться на молитве, как требуется.
Филиппо задумался, как бы отказать поаккуратнее, но тут вмешался кардинал Санторо:
– Ваше величество, если ее величество желает… давайте пойдем навстречу?
– Это опасно!
– К примеру, четыре человека, в том числе и дан Виталис, будут ждать под дверью часовни. А ее величество пообещает не опускать засов…
– Если они пообещают без моей просьбы не входить.
– Если ваше величество пообещает давать о себе знать хотя бы раз в час.
– Зачем?
– Вдруг вам станет дурно?
Адриенна понимала, что о ней заботятся. Крыть было нечем. Но…
– Розарий[13]
занимает больше часа. Особенно если молиться, вкладывая свою душу в каждое слово.Мужчины переглянулись.
– Или вы туда отправитесь не на всю ночь, к примеру? – предложил кардинал. – После вечерней молитвы и до первых петухов? К примеру?
Адриенна бросила взгляд на супруга. Тот выглядел сосредоточенным, бледно-голубые глаза словно бы еще больше выкатились наружу.
– Пожалуй, на это я могу пойти. – Филиппо понимал, что не дать супруге эту игрушку – получить скандал. Да и не золото она просит, не бриллианты… ночь в молитве!
В таком отказывать нельзя, его просто не поймут.
– Ваше величество! – Адриенна обрадовалась так искренне, что отказать стало и вовсе уж неудобно.
– С десяти вечера и до первых петухов. И четверо ждут под дверью.
– Благодарю! Сегодня? – засияла Адриенна.
– Завтра.
– Как прикажете, ваше величество.
– А сегодня полежите, отдохните и не вставайте. Дан Виталис так и распорядился, но я его еще сюда пришлю. – Филиппо поднялся и вышел вон.
– Утешать эданну Франческу, – меланхолично произнесла Адриенна.
Кардинал даже плечами не пожал. И что? Это и так всем понятно.
– Ваше величество, королю сейчас несладко придется.
– Он сам выбрал эту девку. И… иногда мне кажется, она пользуется лилиями, чтобы отбить запах тухлятины.
– Тухлятины, эданна Адриенна?
– Чем-то таким, гадким, от нее пахнет, – взмахнула рукой Адриенна. – Спасибо, кардинал. Вы меня просто спасли… Беременность – это прежде всего моя душа, мои мысли, а какое тут может быть спокойствие, если они не в порядке.
– Дети – это радость, ваше величество. Разве нет?
– Может быть. Но я‑то могу умереть, – призналась Адриенна. – Вот просто – умереть.
– Умереть?
– Я слишком молода. В нашем роду женщины созревают поздно… Из-за раннего брака первая беременность моей матери закончилась выкидышем, а потом она умерла, рожая меня.
Кардинал искренне встревожился.
– Я сейчас пришлю сюда дана Виталиса. Ваше величество, умоляю вас не пренебрегать его советами.
– Обещаю, дан Санторо.
Кардинал вышел, почтительно поцеловав королевскую ладошку на прощание, а Адриенна подумала, что ей очень-очень нужно поговорить с Морганой.
Срочно!
ВАЖНО!!!
Вот как так?! Как могла наступить эта проклятая беременность, если Адриенна исправно пила лекарство?
С другой стороны, дан Виталис предупреждал, что полной гарантии нет. Но… тогда это может значить, что она созрела для деторождения?
Адриенна действительно была в определенном душевном хаосе. И ей очень требовались совет и помощь.
Девушка собиралась в столицу.
Своеобразно, надо сказать, собиралась. А что, зима, считай, наступила, через месяц можно ехать. А значит…
Надо тренироваться.
Вспоминать навыки, отработать несколько «типовых» лиц, случись что – и смотрит на тебя вовсе даже другой человек.
Я?
Да что вы!
Я не дана Феретти, я вовсе даже дана Белло…
Мия смотрела на себя в зеркало и лепила лицо, словно пластилин.
Губы – тоньше, брови выше… это – что?!
Ой…
На глазах у Мии, в зеркале, происходило нечто непонятное. Брови вместо того, чтобы стать угольно-черными и тоненькими, в ниточку, вдруг расползлись двумя гусеницами, едва не на половину лба.
– Ой, – еще раз повторила девушка. И быстро-быстро вернулась в свой родной облик.
Получилось, кстати, хуже и медленнее.