Развязка

Полярный холод и скудость окружающей жизни, вообще, способствуют консервированию чувств и впечатлений, принесённых с собою извне в эту морозную среду. Однако, организм Бронского был настолько могуч и деятелен, что он развивался и рос, и шёл вперёд даже здесь, в этой окостенелой обстановке. Молодой берлинский студент перевёз с собой через границу в качестве нового credo веру в трудовое начало. Теперь предстояло приложить его к жизни. Бронский был упрям от природы и не хотел уступить действительности ни одного атома из своих мечтаний и надежд. Ещё будучи в Берлине, он постоянно делал попытки перейти от теории к более практическому образу действий и превратить себя из "интеллигентного перебежчика" в "мыслящего пролетария, существующего собственным трудом". Оба определения занимали видное место среди общественно-экономических терминов, которыми он учился оперировать в это время.

Многим молодым людям случалось делать попытки в этом направлении, которые обыкновенно кончаются безрезультатно. Бронский был настойчивее других и наполовину добился своей цели. У него это выходило тем более естественно, что у него не было решительно никаких средств к существованию. Хозяйки выдворяли его из меблированных комнат за неплатёж; его рыжее пальто, подбитое рыбьим мехом, выделялось даже из студенческих одежд; у него большей частью не хватало тридцати пфеннигов для того, чтобы заплатить за так называемую студентами легавую котлету в дешёвой кухмистерской возле университета. В самый разгар зимней стужи ему приходилось странствовать по улицам без квартиры, отогреваться в бесплатных приютах для бродяг, обедать у "Армии спасения", вместе с толпой других безработных, где, в обмен за хлеб и суп, приходилось выслушивать забористые гимны и весёлую музыку "Спасителей". Таким образом, он свёл знакомство с другими несчастливцами из рабочего резерва, и, когда на их долю перепадала временная удача, они уделяли частицу также ему.

Несмотря на свою молодость, Бронскому доводилось участвовать в переноске тяжёлых кулей с мукой, толкать перед собою бочки с вином и маслом, под риском, что одна из них раскатится назад и отдавит ему ноги, разбирать старые дома среди клубов пыли и обломков кирпича, которые сыпались на голову.

Когда, после долгого периода вынужденного безделья и одинокой жизни в четырёх стенах, он явился в Пропадинск, руки его тосковали и требовали физической работы. В Пропадинске пред ним открылось самое широкое поприще деятельности. Каждый житель полярного края был предоставлен самому себе и волей или неволей должен был вести борьбу с природой собственными усилиями и удовлетворять своим потребностям ценой напряжения собственной спины и рук. Это было применение естественной справедливости, проявление трудового принципа в его первобытном виде, ещё не изменённом никакими искусственными ухищрениями.

Бронский немедленно стал проводить его в жизнь до самых крайних пределов. Он не захотел даже жить в избушке, построенной чужими руками, и в первое же лето, из брёвен, подобранных на реке во время ледохода, соорудил себе юрту, род деревянного шалаша, крытого дёрном и густо обмазанного глиной. Около половины местных жилищ были того же типа. Юрта Бронского, построенная из слишком тонкого леса, в первую же осень промёрзла насквозь, и после того температура её поднималась выше нуля только во время топки и варки пищи. Ночью вся юрта замерзала. Случайно пролитая вода немедленно превращалась в лёд. Стакан недопитого чая, забытый на ночь, примерзал к блюдечку, а блюдечко примерзало к столу, ножки которого, в свою очередь, примерзали к земле. Земляной пол юрты, впрочем, никогда не выходил из ледяного периода. Однажды Ратинович, пролив себе под ноги чай, умудрился даже приморозить к полу мягкие подошвы своих меховых сапог, и их нужно было отковыривать от земли ножом как какую-нибудь окаменелость. Бронский, впрочем, не обращал внимания на такие мелочи и спокойно спал в своей мёрзлой берлоге, завернувшись в овчинное одеяло, вывезенное из Западной Сибири. Он указывал, что в Западной Европе жители спят в нетопленых спальнях, открыв форточки, и утверждал, что он привык.

Помимо постройки юрты, Бронский немедленно по приезде занялся множеством самых разнообразных работ. Он ставил сети на реке, даже плёл тальничные верши и загружал их по озёрам не хуже природных якутов, рубил дрова в лесу, косил сено и вывозил его зимою в город на собачьей нарте. Каждую осень, вместе с толпою городских обитателей, он отправлялся на "торос", странный и азартный промысел, где рыбаки балансируют на тонком и движущемся льду, опираясь на длинные палки, брошенные плашмя, и вычерпывают из проруби, вместе со стеклообразной щугой, отборную рыбу, обезумевшую от нереста. В самом разгаре зимы Брянский долбил пешнёй двухаршинный лёд на средине реки, чтобы заметать волосяную сеть сквозь косо вырубленное "корыто", более похожее на рудокопную штольню, чем на обыкновенную прорубь.