Развод и прочие пакости

А не много ли бывших? Они вдруг показались мне стайкой рыбок-прилипал. За ногу не кусают, кусок хлеба изо рта не вырывают, но… поднимают муть со дна. Неприятно.

Когда я сказала Феликсу, что ему надо пойти на похороны, на самом деле так не думала. Сказала то, что должна была сказать. Головой-то понимала, что это правильно. И то, что общаться с Ольгой он в любой случае будет из-за Ани, как я общаюсь с Антоном по рабочим вопросам. Но… мне это было неприятно. И не хотелось, чтобы он шел.

Видимо, чему-то я все-таки научилась. Где сказать, а где лучше промолчать. Не до конца, конечно, научилась, но все равно прогресс. Раньше точно ляпнула бы что-то, о чем потом пожалела бы.

О похоронах Феликс рассказал. Так, схематично. И мне показалось, что о чем-то умолчал.

Ну что ж, оставим друг за другом это право – молчать, если надо. И говорить – тоже если надо.

А потом был роскошный эпизод… на столе. И то, как он сказал «моя». Ох, как же по-разному это может звучать! Иногда так, что всем существом отзываешься и говоришь, хоть и без слов: да, твоя.

Феликс давно уже спал, а я лежала, прижавшись к нему, и нежилась в этом ощущении, словно в теплой ванне.

Как хорошо… невероятно…

------------------------

* слова из песни «Белые розы», хита группы «Ласковый май»

Глава 58

Добраться в Геленджик оказалось тем еще гемором. Аэропорт был закрыт на войну. Разве что до Сочи, а потом поездом или автобусом. Или прямо поездом – двадцать восемь часов. И билетов нет, потому что их раскупили, наверно, еще в прошлом году.

- Ира, может, все-таки на машине? – невозмутимо предложил Феликс. – Если не залипнуть в пробки, то часов тридцать.

- А ты в состоянии провести тридцать часов за рулем? – скептически поинтересовалась я.

- Будем меняться.

- Что?! – я чуть не подавилась бутербродом: разговор происходил за завтраком. – Фил, у тебя все дома? Я четыре месяца за руль не садилась. Да и вообще тот еще ездюк. За семь лет даже парковаться толком не научилась.

- Тебе не надо будет парковаться. Просто ехать себе потихонечку в крайнем правом, пока я буду спать. Этому даже мартышка за семь лет научилась бы.

- Я не мартышка, я хуже.

- Ир, не наговаривай на себя. Хочешь в Сочи лететь, а потом на поезде? Так и на самолет билетов нет. Если только возвратные какие поймать. Или по цене половины самолета.

- Только полный псих может доверить свою ласточку посторонней бабе.

Феликс посмотрел на меня, сдвинув брови. Когда он так делал, становился похож на свирепого янычара.

- Посторонней – да. Или хочешь сказать, что ты для меня посторонняя баба? Спасибо, Ирочка. Премного благодарен.

- Ну… я это… не в том смысле, - забормотала смущенно, сообразив, что ляпнула явное не то.

- Значит, завтра после репетиции поедем на дачу. Ты поведешь.

- А ты будешь сидеть рядом и подсказывать? Фил, я за это могу убить. Непроизвольно.

- Клянусь, буду молчать, - он поднял руки. - Ну разве что какой-нибудь совсем опасный случай случится.

- Подожди, а у тебя что, есть дача? – спохватилась я. - Ты же, вроде, говорил, что нет?

- У тебя есть.

- У меня нет.

- У твоей бабки-тетки, которая в больнице. Проверим, все ли там в порядке.

- Фил!!!

- Ира, не голоси, как пароход. В отпуск хочешь? Либо мы до последнего ловим возвратные билеты и, скорее всего, остаемся дома. Либо покупаем бизнес-класс в самолет и потом едем из Сочи в Геленджик на поезде. Либона машине, но для этого тебе надо вспомнить, как держат руль. Выбирай.

Я чуть было не сказала, что выбираю бизнес. В конце концов, не всю заначку истратила на скрипку. Да и Феликс тогда предлагал мне стольник на карту скинуть, вряд ли у него это последние деньги. Уже рот открыла, но заметила, как блеснули его глаза и как дрогнул в тщательно сдерживаемой улыбке уголок рта.

Ах, вот оно что?! Челлендж?!

- Громов, ты меня провоцируешь?

- Ирка, ты же хочешь, но стремаешься. Скажешь, нет?

Собака какая, ну вот как у него это получается?

- Не боишься, что твоя дочь останется сиротой? – бултыхалась я, как оса в сиропе.

- Сиротой не останется. У нее мать есть. И вообще она уже взрослая.

- Ей будет грустно. И твоей матери. И сестре.

- А тебе будет грустно, если сейчас зассышь и мы полетим самолетом.

- Слабоумие и отвага, да?

- Отвага и… В общем, неважно. Ира, - он встал, взял меня за руки и заставил подняться. – Если через семь лет вождения ты еще жива, значит, все не настолько страшно, как кажется. Давай так. Мы осторожно поедем на дачу. Если я пойму, что все плохо, тогда полетим. Идет?

- А… страховка? – я сделала последнюю попытку соскочить.

- Неограниченная.

- Ладно, черт с тобой. Поедем… на дачу. Надя и правда просила кое-что забрать, а мне все никак не доехать.

Ну вот как он догадался, а?

Я была, конечно, хреновым водителем, вполне так обезьяной с гранатой, о чем Антон не уставал напоминать, но водить мне нравилось. Нравилось, как сказал Феликс, ощущение дороги и власти над машиной. Когда сидела рядом с ним на пассажирском месте, иногда так и тянуло попроситься за руль, но каждый раз язык завязывался узелком. И вдруг он предложил мне это сам! И не просто так, а проехать часть дороги на юг!