– У Калугина тоже был свой, – тем временем хмыкнул мужчина. – Калугин – это один из членов нашего клуба, он тоже коллекционирует картины, – сразу же пояснил он. – Так вот, его личному эксперту те люди, которым нужно было впарить Калугину копию времен Ренессанса, заплатили столько, что тот сразу же обо всем на свете позабыл. Извините за столь фривольный сленг: я ужасно разволновался… Так вот, этот эксперт, увидев блеск «презренного металла», сразу же памяти лишился. Забыл о том, что существует профессиональная этика. Что бывают какие-то обязательства. О том, что существует дружба, наконец! – с раздражением высказывался он. – Поэтому я и хотел заполучить полотна графини. Она – не коллекционер, а просто наследница. Таких держателей картин, как Епишина, раз-два – и обчелся. Там бы уж точно никакая экспертиза не понадобилась, разве только для того, чтобы оформить купчую, – тяжело вздохнул он. – Ей они достались от отца, графа Епишина, а это был истинный ценитель настоящего искусства! О нем даже в энциклопедии написано. И вот теперь какой-то прохвост-воришка спустит эти гениальные произведения за бесценок. Ну почему она не захотела мне их продать? – снова возмутился он.
– А почему вы вдруг решили, что Епишину убили из-за картин? – спросила Валерия.
– А из-за чего же еще? – удивился Константинов. – Это же целое состояние, а она жила совершенно одна, не считая ее кота, конечно. Вы не поверите, она с ним, как с человеком, разговаривала, – отметил он. – Уж так с ним носилась, прямо как с писаной торбой.
– Целое состояние, говорите? – переспросила сыщица, пропустив мимо ушей замечание про кота.
– Да, у нее было четыре картины, – возбужденно ответил мужчина. – Но какие! – закатил он глаза под лоб. – Теперь, если их вывезут из России, только на лондонском аукционе «Кристи» и можно будет их увидеть, и то – не факт. Такие полотна, такие полотна! – закачался он из стороны в сторону, схватившись при этом за голову. – И продадут эту красоту с молотка! А это несправедливо! Такие вещи должны оставаться здесь, у нас, в России, у русских, у настоящих ценителей прекрасного, – возбужденно говорил он, и глаза его при этом горели фанатичным огнем.
– Я хочу вас порадовать, Константин Константинович, – загадочно посмотрев на коллекционера, проговорила Валерия. – Картины в России, их никто не собирается отсюда вывозить.
– Значит, вора поймали?! – чуть не выскочив из своего костюма, закричал он. – А картины? Картины нашли?!
– Нет, к сожалению, преступника пока не поймали, – терпеливо произнесла Валерия. – Но картины на месте.
– А как же тогда?.. – растерялся мужчина.
– Я вам не говорила, что Епишину ограбили, я сказала, что ее убили. Картины как висели на стенах в ее квартире, так и висят до сих пор.
– А за что же ее тогда убили? – удивился Константинов.
– Говорят, что у графини были какие-то семейные драгоценности, – внимательно наблюдая за коллекционером, ответила Валерия. – Вы ничего не можете сказать об этом?
– Драгоценности? – приподнял брови Константинов. – Нет, об этом я ничего не знаю. Я и про картины-то узнал от своего приятеля, поэтому и поехал к Епишиной.
– А кто ваш приятель?
– Искусствовед Гаранин Валентин Павлович. Епишина была дружна с его матерью, собственно, на этой ноте мы и познакомились. Лишь благодаря Валентину мне удалось попасть в дом к Елизавете Александровне, поговорить с ней о картинах. Потом я приезжал снова и снова, но она не соглашалась продавать их. Лишь в последний мой приезд она наконец-то пообещала подумать над моим предложением. Просила звонить.
– А как давно это было?
– Да уже больше трех месяцев тому назад. С тех пор я и названиваю ей каждую неделю.
– А в последний раз когда вы ей звонили?
– В последний раз? – задумался мужчина. – А, вспомнил! Я в этот день улетал в Швейцарию на восемь дней, значит, с того дня прошло две недели. Я где-то дня четыре тому назад тоже набирал ее номер, но он не отвечал.
– Скажите, Константин Константинович, а больше никто из членов вашего клуба не ездил к графине?
– Пусть бы только попробовал! – хмыкнул Константинов. – Я сам обхаживал Епишину, как невесту. Ее адрес у меня бы получили только через мой труп.
– Но я слышала от самой графини, что иногда она продавала кое-какие вещи коллекционерам, когда ей не хватало денег. Вы случайно не знаете, что это за вещи и кому именно из коллекционеров она их продавала?
– Валентин мне говорил, что он для нее сбывал один раз какой-то старинный сервиз, во второй раз – вазу. Кажется, она когда-то принадлежала императорской семье. Еще какие-то предметы, точно не могу вспомнить, какие именно. Вы знаете, меня подобные вещи не очень-то интересуют, я занимаюсь картинами, поэтому не заострял на этом особого внимания… извините, – развел он руки в стороны.
– Так вы говорите, что ничего не слышали про семейные драгоценности? – вновь вернулась сыщица к теме, которая больше всего интересовала ее на данный момент.