Развод. Я не хочу её терять

– Я рад, что тебе понравилась кукла, мой ангел, – она громко зевает, и я улыбаюсь. – А теперь, ты должна ложиться спать.

– Хорошо. Спокойной ночи. Я тебя люблю.

– И я тебя люблю. Сладких снов.

В трубке слышится шорох.

– Второго? – в ее голосе разочарование. Я планировал провести Новый год с Настей и сыном, а первое с Идой и дочерью.

– Малыш, мы это обсуждали.

– Я знаю, просто… Ладно, это новогодняя ночь, и я тебя очень люблю, чтобы портить ее выяснением отношений. Не сегодня.

– Спасибо. С Новым годом, милая.

– И тебя.

– Я тебя люблю.

– А я тебя. Мне нужно идти.

– Хорошо. Мы будем ждать тебя, Игорь.

– Я буду очень скоро.

Закрыв глаза, я слышу короткие гудки в динамике.

Черт возьми.

Решительно открываю список последних контактов и уже нажимаю номер жены, как мне приходит смс от нее.

«С Новым годом, любимый.

Мы пускали фейерверки на улице. Забыла телефон».

После моей ошибки теперь, кажется, что каждое слово в ее сообщении содержит свою интонацию не самого положительного ключа.

Поэтому набираю все равно.

– Алло?

– С Новым годом, милая.

– И тебя, Игорь. Иван, – слышу, как она сразу же зовет сына. – Папа звонит.

– Папа, с Новым годом. Там были такие клевые салюты. Соседняя многоэтажка стреляла с крыши, представляешь?

– С Новым годом сынок, – перебиваю поток его восхищений. – Я рад, что тебе понравилось. Вы уже зашли домой?

– Да. А мы будем завтра пускать, когда ты приедешь?

– А ты бы хотел? Я планировал это сделать в доме твоей бабушки, но меня там нет, думаю, это сделали уже за меня.

– Жаль. Я бы посмотрел еще. Лизка так засмотрелась, что упала в сугроб, – дальше слышу визг племянницы, и трубку снова берет Настя.

– Значит, у вас там весело?

– О да. Очень.

Но я слышу ее голос, и в нем ни капли радости нет.

– Настен, прости, что меня нет. Умоляю, милая.

– Все… Все хорошо, я ведь уже сказала. Просто не обращай внимания, ладно?

– Я не могу. Я чувствую свою вину перед тобой и сыном.

– Вину? – голос едва слышен.

– Я очень тебя люблю, родная. Хочу, чтобы ты это знала. И обещаю, что такого больше не повториться.

– И я тебя, – ее всхлип завершает звонок.

Сижу и не могу пошевелиться, даже просто сделать вдох кажется преступлением.

– Что-то не так.

Опускаю телефон и смотрю на потухший экран.

Мы заканчиваем выгрузку товара к двум часам ночи. В три я уже нахожусь в дороге.

Ехать еще два с половиной часа, и я буду дома лишь к шести, а если метель усилится, то к семи или в начале восьмого.

Все изначально пошло не по плану. Эти не определившиеся перед самым праздником закупщики, заболевший торгпред, которого пришлось сменить мне. И вот финал – рыдающая жена.

Я не знаю, что меня ждет дома. Я даже не понимаю, что произошло. И если дело не в смс, то я буду рад любой катастрофе даже вселенского масштаба.

Я не представляю своей жизни без Насти и сына. Так же, как и без Иды с Ангелиной.

Я люблю двух женщин. И люблю их уже десять лет. И я не потеряю ни одну из них.

Глава 3. Осознание

Настя

Мне в руку мама вкладывает пластиковый бокал. В него наливают шампанское. Кто-то кричит, пытаясь быть громче салютов, произнося свой праздничный тост. Я пью.

Будто запрограммированный робот. Мои движения автоматизированы.

Я поднимаю руку, в которой держу телефон с погасшим экраном и нажимаю кнопку блокировки. Когда большой экран смартфона загорается, я снова вижу это проклятое сообщение. Не эту подделку фальшивую, что он отправил во второй раз. А то, что он удалил.

И да, я не считаю это ошибкой. Как бы мне ни хотелось окружить себя этим отвратительным самообманом, я не могу этого сделать.

Ошибка – это исправленное функцией т9 слово, а не перепутанное «сын» и «дочь».

– Господи, – шепчу дрожащими губами, чувствуя, как меня накрывает волной паники, несущей за собой ураганом правду.

Кто-то толкает меня в плечо, прямо за секунду до того, как я перестала бы себя сдерживать и разрыдалась. Звучит смех. Поворачиваюсь и вижу, что это смеющиеся друзья семьи скользят по снегу и неловко пытаются удержаться.

Предполагалось, что я буду одна из них. Я планировала это веселье, я его желала.

Я смотрю на сына, смеющегося с племянницей, упавшей в снег. Смотрю на маму, сестру и остальных людей и ничего не чувствую, кроме дрожи и шипящего шума в ушах, который затмевает какофонию вокруг.

Подхожу к маме и хочу сказать, что уйду в квартиру. Мне это необходимо. Фактически жизненно важно, но меня за руку берет сын.

– Весело, да мам?

Он так задорно смеется, что я просто не могу взять и бросить его. Впустить истерику в себя и дать ей полное раздолье. Или даже просто испортить настроение.

Я мать.

Я не могу так поступить.

– Весело, сынок, очень, – обнимаю его за плечи и целую в макушку онемевшими губами.

Проглатывая подступающую боль, я остаюсь и когда мама поворачивается, улыбаюсь ей, оставляя глаза блестеть. Это Новый год, я ведь могу просто расчувствоваться из-за банальной ностальгии праздника? Так ведь?

Поднявшись обратно в квартиру, я иду к бабушке, чтобы посмотреть, как она. Ей уже восемьдесят два, и она легла спать в одиннадцать. Поэтому я тихо заглядываю к ней и увидев, что она спокойно отдыхает, закрываю дверь.