Развод. Я все еще люблю

Утром покупаю кустовые розы нежно розового цвета и еду к сестре моей супруги. Уверен, что Надя сейчас там. Ей больше некуда пойти.

Стучу в дверь, сердце колотится как заведенное.

— Дима? — сонный Андрей Селезнев зевает и недовольно на меня смотрит.

— Надя у вас? — заглядываю в квартиру беглым взглядом и замечаю пуховик жены на вешалке.

— Нет у нас Нади! — собирается захлопнуть дверь, но я подставляю руку и упрямо смотрю в его графитовые глаза.

— Андрей, позови Надю! — выдаю с напором.

Селезнев шумно вздыхает и отходит от двери.

— Надь, к тебе муж пришел!

— Муж? — слышится с кухни, а затем моя маленькая девочка с голубыми глазами появляется в дверном проеме. — У меня больше нет мужа!

— Надя, давай все обсудим, пожалуйста, — взволнованно лепечу, смотря на нее с нежностью. — Я тебе розы принес. Кустовые. Твои любимые.

Сердце разрывается.

— Мужчина, а вы кто? — моргает и руки под грудью складывает в защитном жесте.

— Надь, не глупи. Поговори со мной, родная.

— Шлюху свою родной называй! — бросает пылко, а у самой глаза на мокром месте.

— Цветы он принес, мерзавец! Думаешь, за цветочки тебе измену простят? — шипит Катя, защищая свою сестру.

— Надь, мы же семья, давай поговорим, как раньше. Помнишь? Если что-то не устраивает, нужно говорить.

— Ты мне больше не родственник, Рогов. Проваливай! — агрится жена и скрывается на кухне.

Катя с высоко поднятой головой уходит за ней и демонстративно хлопает дверью.

— Прости, чувак, — пожимает плечами Андрей.

А до моего слуха доносятся женские отчаянные рыдания.

Я сделал Наде слишком больно, и теперь не знаю, как загладить свою вину.

— Андрей, передай кое-что Наде, ладно? — растерянно смотрю в глаза Селезнева.

8. Держись, сестра!

— Не понимаю, что ему еще от меня нужно, — тяжело дышу, отпивая ромашковый чай.

Желудок жалобно ноет в приступах тошноты.

— Пошел он в жопу! Андрей, ты зачем его вообще пустил? — Катя на взводе, и сейчас достанется всем.

— А что мне, драться с ним нужно было? — муж сестры чешет нос и ставит на стол кашу для двухлетней Аськи.

А меня начинает воротить от молочного запаха.

— Послушай, любимый, этот человек предал нашу Надю! Изменил ей! Ты должен заступаться за мою сестру, а не в дом Диму пускать!

— Кать, хватит. Корми ребенка! — собирается уходить, но резко тормозит и обжигает меня презрительным взглядом. — Вот, муж твой передал.

Бросает на стол конверт.

— Я пошел.

— Куда ты?

— Да куда угодно, подальше от вас! — Андрей закатывает глаза. — Всю ночь бубнили и спать мешали!

— Ой, посмотрите на него, не выспался бедненький. Андрей, вот тебе не стыдно? — Катя строит обиженный взгляд.

— За что?

— За то! У человека беда, а тебе все равно! Или ты Диму поддерживаешь?

— Хватит, — шумно выдыхаю через нос, прожигая взглядом проклятый конверт.

Уверена, что там деньги.

Приступ тошноты нарастает, а еще голова начинает кружиться. Это от стресса.

— Надь, а что хватит? — не унимается Катька.

— Из-за меня не ссорьтесь, пожалуйста, — грустно улыбаюсь. — Вы же семья!

Замолкают и смотрят друг на друга.

— Прости, Катюш, — виновато шепчет Андрей. — Я дурачок у тебя.

— И ты меня прости. Гормоны шалят!

— Какие гормоны? — непонимающе щурится.

— Я хотела на четырнадцатое февраля сюрприз тебе сделать, — сестра поджимает губы. — Но раз уж проболталась, то…

Встает и уходит в ванную, а возвращается с тестом-полоской в руке.

Андрей тупо разглядывает вещицу, моргает часто, а у меня замирает душа. Прикрываю довольную улыбку ладонью, слезы проступают на глазах.

— Ты беременна? — соображает Селезнев.

— Да. У нас будет второй ребенок.

— Катенька, — с придыханием. — Родная!

Целует жену в щеки, прижимает к себе и сияет от радости.

Представляю, как Дима обрадовался бы, если бы я показала ему такой тест. Положительный. С двумя четкими полосками.

Рогов очень хотел ребенка, и ему было плевать мальчик это будет или девочка. Мы даже имена придумали. Девочку хотели назвать Анечкой, а мальчика Егором. И на Новый год по совету моей мамы вешали на елку детскую пустышку для привлечения беременности.

Я, конечно, слабо верю, что такое работает, но мама настаивала, и Катя поддакивала.

Еще месяц назад я верила, что у меня с Димой обязательно будет самый лучший год, в котором нас ждет долгожданное счастье быть родителями. А сейчас вынуждена завидовать счастью других и давится собственной реальностью, где муж оказался не примерным семьянином, а предателем.

— Вы такие милые, — глухо шепчу я, смахивая слезы. — Поздравляю, Катюш!

Обнимаю сестру и Андрея. Искренне рада за них, от чистого сердца.

Но червячок зрызет за душу.

Все десять лет моего брака, обернувшегося в итоге кошмаром, я мечтала только о малыше под сердцем. А сейчас мне тридцать шесть и моя фертильность тихо плачет в сторонке, в то время как у моей родной тридцатилетней сестры будет уже второй ребенок.

— Надь, ну, чего ты? — Катя гладит меня по голове. — Ты тоже обязательно станешь мамой.

От ее слов еще больнее становится.