Голова немного плывёт. Сказывается усталость, алкоголь и длительное отсутствие сна. Вместе с тем, под кожей сквозняком проносится желание доказать Яне Альбертовне, что далеко она на своей самостоятельности не уедет.
Отлепляюсь от округлостей мучительно медленно, поднимая голову к её лицу.
Яна уставляется с непониманием, которое тут же сменяется множеством картинок в её глазах.
Шевелит мозгами, решает.
Оценивает.
Взгляда не свожу.
Её ноги крепко стискивают моё туловище, дрожащие пальцы в отчаянии царапают плечи.
В воздухе явственно пахнет предстоящим сексом, которого, мать твою, у нас тысячу лет не было. Но я упрямо врезаюсь глазами в лицо своей жены, чтобы получить долбанное разрешение, с которым она медлит.
— Ну так, что? — спрашиваю лениво, забирая терпкий воздух в лёгкие.
В её глазах обратный отсчёт.
Всё вокруг застывает, мир остаётся за пределами полуобнажённого тонкого тела.
Три, два, один…
За грудиной звонко рушатся опоры, когда Янкины ладони агрессивно сжимают покрытые двухдневной щетиной скулы и моя жена яростно впечатывается в мой рот.
Блядь.
Пока она, наконец-то отпустив себя, с упорством облизывает охреневший от счастья язык, нетерпеливо стягиваю узкие лямки с плеч, оставляя топ болтаться на талии. С жадностью тянусь к легинсам.
Приподняв невесомое тело, избавляюсь от них вместе с крошечными трусами.
На ощупь хватаюсь за широкую резинку штанов и спустив её, вынимаю член. Последние пару часов он определённо ждал своего выхода. Пожалуй, его терпеливость вознаграждена, потому что каменная тяжесть тут же оказывается в захвате тонких пальчиков.
Взрыв в башке моментальный, похоть адская. Пожалуй, даже похлеще, чем после армейки.
Размещаю ладони чуть выше её колен, разводя их шире. Веду по горячей коже и оглаживая бёдра, пару раз сжимаю пухлые ягодицы.
Кайф.
Как два подростка осматриваем друг друга. Пьяные и дурные.
Прихватываю топ в кулак и резко привлекаю стройное тело. Яна не теряется, сама направляет член в себя и насаживается, терзая свои губы зубами.
— Обожаю, когда ты такая, — подцепляю упрямый подбородок, чтобы поцеловать, совершая ритмичные движения. — Моя.
Вдалбливаюсь в расплавленное тело, ощущая, какая она мокрая там внутри, горячая. Трахаю с оттяжкой.
Понимая, что надолго меня не хватит, размещаю пальцы на клиторе и активно растираю нужную точку.
Моя девочка любит именно так.
Яна начинает кончать, привычно вздрагивая и сводя трясущиеся ноги. Сдавливает меня настолько, что я тоже от неё не отстаю, но прихожу к долгожданному финишу вторым.
Это то, в чём готов уступать ей всю оставшуюся жизнь.
Трудно дышим. Сперма вытекает, заляпывая бёдра, стекая по ногам. Пока Янка не спохватилась, подцепляю её на руки и несу, обмякшую и всхлипывающую, в ванную комнату.
Там поставив в душ, стремительно скидываю штаны с трусами, и прохожу к ней, настраивая воду.
— Я поеду, — говорит быстро озираясь, будто наконец-то пришла в себя.
— Мы ещё не закончили.
— По-моему, мы только что оба это сделали, — возражает.
— Я хочу ещё.
— Даня, — мотает головой. — Зачем это всё?
Непонимающе уставляется. Начинаю растирать мочалкой её грудь, впалый живот, задевая шрам от кесарева.
— Да-ня, — доверчиво утыкается лбом в моё плечо, когда ладонью касаюсь промежности. — Ммм…
— Останься на ночь, Ян, — упрашиваю, стирая губами капли на виске.
— Это только всё усложнит.
Отбрасываю мочалку, прижимаю к себе сдавшееся обнажённое тело и усмехаюсь:
— Куда уж, блядь, сложнее.
Глава 34. Богдан
— Ты… знаешь, что Машка впервые влюбилась? — заявляет Яна. В приглушённом свете смотрится выше всяких похвал.
Губы припухшие, глаза живые. Обнажённая и тёплая.
Мы лежим на кровати в спальне.
После второго раунда в душевой я утащил её сюда, предварительно по привычке щёлкнув замком на дверной ручке. Потом сам про себя выругался. Снова забыл, что детей здесь нет.
Дом — целиком и полностью мечта Яны. Для меня «наш дом» — эта квартира. Поэтому я постоянно делаю какие-то привычные вещи или слышу фантомные звуки детских звонких голосов.
Спустя десять лет семейной жизни оказаться в одиночестве в этих же стенах — худшее из того, как могла поиметь меня жизнь. Но… как говорится, за что боролся на то и напоролся.
— В кого влюбилась? — спрашиваю, ласково поглаживая костяшками пальцев тонкое предплечье.
— В одноклассника, — смеётся. — Знаешь, как его зовут?
Поднимает голову с моей груди и снова смотрит захмелевшим от оргазмов взглядом.
— Не томи, — тоже тяну улыбку.
— Богдан, — выдаёт торжественно. — Его зовут Богдан. В кого ещё могла влюбиться наша дочь?
Вновь размещается на моём плече и вздыхает.
— Нам надо поговорить с детьми, Дань. Вместе. Всё объяснить.
Молча прокручиваю всё, что думаю по поводу принятого ей решения.
За эти месяцы я прошёл кучу этапов. Злился, пил, снова злился. Уходил в себя и наоборот общался с друзьями. Затворничество далось мне непросто, но настаивать и дрессировать её — проявление нездорового эгоизма.
— Ну что ты молчишь? — спрашивает, упираясь в подмышку.
— Давай потом об этом, Ян, — отзываюсь. — Не сейчас.
— Ладно…