Развод. Игра на выживание (СИ)

Вчера мы были чересчур ошарашены принятыми решениями. Да и устали оба, Богдан ведь тоже только после перелёта.

Сегодня же весь день обменивались многозначительными взглядами. Касались друг друга, обнимались, периодически целовались.

Смаковали приближение первой близости. Не такой, как в прошлые месяцы на грани отчаяния и боли. А другой…

Настоящей.

Замираю, когда в дверном проёме появляется Богдан. В том же трико, но уже без тельняшки. Прохожусь взглядом по мощной груди и наблюдаю, как он скидывает полотенце с шеи.

— Ваня уснул? — спрашиваю шёпотом.

— Да, — отвечает, перекидывая ногу и усаживаясь на пуфик сзади. Руками перехватывает талию, к себе прижимает.

Смотрим друг на друга в зеркало.

Смотрим, сдав все карты противнику, чтобы снова стать одной командой…

Ногтями царапаю мягкие волоски на его запястье, а Даня упирает подбородок в моё плечо.

— Красивая Янка, пиздец, — произносит хрипло. — Смотреть приятно, а трогать так вообще.

Чуть поворачиваю голову, чтобы отыскать его губы. Целуемся жадно, а потом снова диковато осматриваем друг друга.

— Как ты жил один? — спрашиваю, облизнув губы.

В голове каша, в поясницу упирается твёрдый пах, но мне максимально важно обсудить кое-какие вещи сейчас. Когда я чувствую наше единение.

— Обычно, — отзывается.

— Ты обещал не молчать, — напоминаю.

Он вздыхает тяжко и несколько раз моргает, опять ловит мой взгляд в зеркале и целует обнажённое плечо, потом отклоняется и выговаривает: — Нормально. В основном работал, периодически с Робом встречался.

— Как устраивал быт?

— Не готовил совсем, — усмехается. — Настроения не было. Убираться клининг вызывал раз в неделю. Стирал сам. Костюмы в химчистку.

— А секс?

— Что? — насмешливо поднимает брови. — Я тебя не изменял.

— Я знаю, — уверена, что это правда. — Как ты был без секса столько времени? — прищуриваюсь.

— Мы что? Вот до такой степени будем «не молчать»? — опускает голову и смеётся.

Я тоже улыбаюсь.

— Скучал, Ян, — говорит, усиливая напор ладоней так, что объятия становятся болезненными. — Каждый день скучал.

— Тебе… было больно?

— Ян… — трясёт головой и замолкает, пока я рассматриваю его макушку и то, как красиво смотрятся руки моего мужа на тонкой талии.

Где-то слышала, мужчина не может показать перед своей женщиной слабости, потому как уверен, что после этого она не будет воспринимать его как сильную половину.

Это, наверное, психология.

Мужчина должен быть опорой. А если опора некрепкая, то и семья такая же.

Я не хочу, чтобы Богдан выворачивал передо мной душу наизнанку или, не дай бог, пускал скупую слезу. Просто… хочу открытости.

— Конечно, я мучился. Что сказать? Я же люблю тебя, Машку с Ванькой, — произносит он с неохотой. — Оказаться вдруг без вас, — вздыхает, — в пустой квартире. Старался как-то… представлять, что у вас всё хорошо. Живы, здоровы и это главное. Пусть и без меня.

— Я тоже страдала, — перебиваю. — Сначала было желание отомстить, потом ударить побольнее, — снова сталкиваемся глазами в зеркале. — Только вчера… осознала, что не могу не попробовать.

— Я рад, — напряжённо кивает. — Рад, что ты дала мне шанс.

— Не тебе. — возражаю. — Нам. Я тоже была не права, Дань. Мне понадобилось время, чтобы это признать, но… — плечи трясутся. — Честно старалась начать жить без тебя. В один момент мне вдруг показалось, что у меня может быть совсем другая судьба. Прости.

Сжимаю запястья, когда он недовольно ворчит:

— Ладно, хватит разговоров. Что в них такого особенного, блядь?

— Соболев…

Вместо того чтобы расплакаться, хохочу.

Богдан ласково ведёт по плечу, скидывая тонкую бретельку. Коротко целует кожу и проделывает то же самое с другой стороны, оголяя грудь. Отклоняюсь назад и всхлипываю, когда он забирает в ладони её тяжесть. Мнёт и соединяет два полушария с острыми сосками, разглядывая в отражении весь процесс.

— Даня, — шепчу сдавленно и тянусь к губам. Нуждаюсь в них, требую.

Дрожу, как осиновый лист на ветру. Сердце заходится бешеным ритмом, как дура снова реветь начинаю.

— Ну что ты? — трётся щекой. — Хватит слёзы лить. Мы дома. Всё хорошо.

Киваю оголтело и запрокидываю голову назад, пока он терзает пальцами чувствительные соски́. Сминая прохладный тонкий шёлк, его ладони начинают блуждать по телу, забирая моё дыхание и стягивая узел внизу живота.

— Скучал, — хрипит на ухо. По-мужски, грубовато. — Даже не представляешь как…

Когда настойчивая рука спускается всё ниже, а затем проникает между горячих складок, инстинктивно развожу ноги.

То, что мы делаем это перед зеркалом, только усиливает возбуждение, пронизывающее воздух вокруг нас. Словно добавляет секретный ингредиент и делает каждое касание ладони там внизу… пикантнее и острее.

Растворяюсь на его пальцах.

Тычусь в бородатую щеку, снова целую в губы, проталкивая язык внутрь и посвящаю Соболеву продолжительный отчаянный стон.

Движения его руки становятся все размашистее и ритмичнее, кажется, он нашёл нужный темп и ту самую точку, потому что моё тело искрит, а колени ещё шире разъезжаются.