— Ирина, — перебивает Тарханов, — я понял.
— Да, извините…
Он вздыхает, как будто теряя терпение.
— Какой у вас опыт работы?
— Небольшой. Понимаете, я в основном с ребёнком сидела, а потом, после развода, попыталась куда-нибудь устроиться…
— В замужестве, значит, вас супруг обеспечивал? — довольно резким тоном задаёт вопрос Дамир.
— Ну… Воспитание ребёнка — тоже работа…
Он отводит глаза. И хотя я об этом только мечтала, чтобы Тарханов прекратил меня уничтожать своими чудовищными глазищами, теперь мне становится ещё страшнее. Внутренне я чувствую, что это плохой знак.
— Угу, — мычит он без всякого интереса и тут же начинает перебирать на столе какие-то бумаги.
Я словно перестаю для него существовать. Дамир занимается своими делами, полностью игнорируя моё присутствие.
— Ну, дальше рассказывайте, — прорезает моё сознание новый приказ.
А мне ведь и нечего рассказать. Что я могу ему поведать? Что Даня погиб? Что дочка у меня нуждается в постоянном лечении? Что мы живём в захолустной коммуналке с девятью другими соседями?..
— Я работаю уборщицей, — зачем-то говорю я.
Тарханов застывает, так и не успев переложить какой-то листик, затем поднимает ко мне лицо. Не могу прочесть, что у него в голове. Ожидаемо было бы заметить удивление, растерянность или злобу. Но ничего подобного я не наблюдаю.
— Сколько вам лет? — резким и твёрдым тоном спрашивает директор.
— Двад. цать ч. четыре.
Я стесняюсь называть свой возраст не потому, что считаю себя слишком старой или слишком молодой, а потому что я сама порой забываю, сколько мне лет. Мне давно стало настолько плевать на себя, что по барабану даже такие вещи. Дату рождения помню, и то лишь потому, что это пригождается при заполнении документов.
Тарханов неприкрыто разглядывает каждую деталь во мне. Изучает одежду, ужасную дешёвую сумку, которую я сжимаю в руках, бросает взгляд на мои истоптанные кроссовки. Конечно, я пыталась привести их в более-менее сносное состояние, но это тот случай, когда горбатого только могила исправит.
— Почему вы так смотрите?.. — уже порядком разнервничавшись, задаю я еле слышный вопрос.
— Пытаюсь понять, на какой вы помойке одеваетесь.
— Ч..что?..
Да я просто ушам своим не верю! Мало того, что этот тип снаружи настолько неприятный, так он ещё и внутри ничем не лучше!
— Мне интересно, — продолжает Тарханов, переплетая руки на груди, — вы сегодня, когда собирались на собеседование, чем думали? — его брови сдвигаются к переносице. — У меня даже уборщицы следят за своим внешним видом. Не говоря уже о человеке, который вроде как должен стать моей правой рукой.
— Но Егор сказал… — выдыхаю я и тут же понимаю, что горло перехватывает от нехватки кислорода.
— Егор? — брезгливо переспрашивает Тарханов. — Он — мой водитель. И он порекомендовал вас как ответственного и сообразительного человека. А я пока не наблюдаю ни ответственности, ни сообразительности. Не говоря уже о расторопности.
— Егор сказал, что… — пытаюсь договорить я. — Что вы цените не дипломы и грамоты, а реальные навыки…
— И какими вы навыками обладаете? Разбивать вазы, а затем убирать следы своей невнимательности?
— Да как вы можете?.. — тихо-тихо шепчу я. — Вы… вы… вам требуется помощница с. со знанием английского…
— Да вы и по-русски плохо говорите.
Тут я уже не выдерживаю и подскакиваю с места. Гнев, пронзивший меня насквозь, буквально рвётся наружу. И речь моя внезапно обретает какую-то невиданную силу, а слова отыскиваются сами собой:
— If you think that you are the coolest here, and everyone else is an empty space for you, then work for yourself! I'm not going to tolerate this abusive behavior! (
Тарханов глядит на меня ровно и спокойно. Наверняка он понял, что я сказала, и наверняка злится, просто виду не показывает. Но мне уже абсолютно фиолетово, как этот кретин отнесётся ко мне.
Не дожидаясь его ответной реакции, я бросаю через плечо:
— Bye! — и просто выбегаю за дверь.
Иду по дорожке меж рядов рабочих мест, ни на кого не глядя, краснющая, как рак.
Какой позор… Даже хуже, чем то, что я себе навоображала, хотя думала, что успела повидать всякого в жизни. Но нет… Этот гад умудрился показать мне новые глубины унижения.
Глава 11. Ирина
Бегу, сломя голову, не разбирая дороги.
Глаза жгут слёзы. Но… о чём мне плакать?
О том, что провалила собеседование? Я и так это знала, с самого начала.
О том, что какой-то придурок возомнил себя выше меня по статусу? Да ведь это правда, а на правду не обижаются.
На самом деле мои слёзы о том, как несправедлива жизнь. О том, почему у одних людей всё хорошо в жизни, а жизнь других мало чем отличается от описания ада.