Развод. Моя (не) желанная (СИ)

Я таращилась в темноту, пытаясь как-то переварить это неожиданное открытие. Ему нравилось, когда ему сопротивлялись? Он… он любил, чтобы пожёстче?..

Тут же вспомнилась его подружка Илона.

Не похоже, чтобы она сопротивлялась. И непохоже, чтобы его это расстраивало.

Так почему тогда…

Тут моя мысль безнадёжно выскальзывала из фокуса, а я старательно делала вид, что попросту не замечаю того, что заметила.

— Ты же… ты сам мне сказал, что в постель меня не пустишь, — пошла я на отчаянные меры.

— Не собирался. Но я недооценил высокий уровень твоего ослиного упрямства, — пробасил он мне на ухо, заставляя мою кожу в тысячный раз укрыться мурашками. — Если ты схватишь простуду или почки себе отморозишь, меня потом обвинишь. Не свою же упёртость.

— Кто бы говорил об упёртости! — я пыталась отвлечь своё внимание от терзавших меня ощущений. — Нам совершенно необязательно было устраивать этот безобразный, унизительный цирк с общей спальней! При желании можно было бы придумать какой-нибудь обходной манёвр.

— Слушай, ты думаешь, мне сейчас больше делать нечего, как биться над стратегией обведения вокруг пальца этого Лисицына? У меня других забот полон рот! Мне о тысяче дел в день подумать нужно, и выстраивать хитроумные схемы по одурачиванию человека из «Фонда» попросту некогда, ты меня поняла?

Его пальцы прихватили мою талию посильнее, и это заставило меня буркнуть:

— Поняла.

— Сомневаюсь, — его пальцы будто не могли угомониться. — Я действую максимально простым и надёжным способом. Лисицын хочет разнюхать, спим ли мы вместе? Так вот пусть знает, что спим. Это ясно?

Я едва не упустила из внимания его вопрос, потому что отвлеклась на медленно разливавшийся внизу живота тягучий жар. Вместе с ним в меня капля по капле просачивалась настоящая паника.

Я не должна всего этого ощущать. Нельзя, Алина, нельзя!

— Ясно. Ясно. Да.

— Удивительная сговорчивость, — проворчал он, чуть отстранившись. — А то ещё немного, и я начну подозревать, что тебе в суицидальном порыве стало вдруг наплевать на конспирацию.

— Я не об этом, — процедила я сквозь зубы. — Но можно же было сюда кушетку какую-нибудь принести. На крайний случай, что-нибудь раскладное.

Я бы всё сейчас отдала, чтобы сбежать от него хоть куда-нибудь.

— И обрекать одного из нас на подобные неудобства каждую ночь?

Из моих лёгких будто весь кислород разом вышибло:

— Ч-что значит, каждую ночь?..

Громов помолчал, прежде чем изумлённо спросить:

— Митина, ты что, сразу-то не догнала?

— Чего не догнала? — моё сердце катилось куда-то вниз.

— Мы спим вместе, пока Лисицын от нас не съедет, — тон Громова не терпел возражений. — Рисковать я не намерен. Поэтому молись, Митина, чтобы он съехал от нас побыстрее.

Его губы снова приблизились к моему многострадальному уху:

— Но если этот инспектор совсем обнаглеет и задержится тут на несколько месяцев… что ж, эти несколько месяцев мы проведём в одной постели.

Глава 23

— Не… несколько месяцев? — просипела я, принявшись лихорадочно ёрзать в отчаянных попытках выбраться-таки из его медвежьей хватки.

Да что он вцепился-то в меня, как утопающий в спасательный круг? Он же терпеть меня не может!

— Несколько месяцев, — преспокойно повторил Громов, не обращая ровным счётом никакого внимания на мои активности. — Митина, я уже всё тебе объяснил. Ну не строй ты из себя невменяемую с проблемами слуха.

— Несколько месяцев спать с тобой в одной постели только из страха, что Лисицын примется под дверью подслушивать и в замочные скважины подглядывать? — не унималась я.

— Я считаю, он и на такое способен, только бы перед начальством выслужиться, — проворчал Громов.

— Не буду я несколько месяцев с тобой спать!

Громов коротко рассмеялся:

— Митина, так ты и не обольщайся.

— Я не это имела в виду! — от его прозрачного намёка и без того горевшее непонятным жаром тело совсем воспламенилось. — Может, хватит уже упражняться в своём дебильном подростковом юморе?

— Митина, — его хватка окрепла, а голос опустился ещё ниже, шёлково зазмеился в темноте, вызывая мурашки на коже, — а что это ты так нервничаешь?

Я непроизвольно сглотнула, отказываясь верить в происходящее. Я и Громов вот уже с полчаса лежим, прижавшись друг к другу в одной постели по совершенно идиотской причине. Лисицын наверняка давно дрыхнет и видит десятый сон.

И словно в ответ на мои мысли в коридоре послышался стук двери и какие-то голоса.

Мы оба синхронно замерли, превратившись в слух.

Едва слышно выругавшись, Громов со сверхъестественной для его комплекции скоростью перекатился на свой край кровати, вскочил с постели и наверняка метнулся к двери.

Подстёгиваемая тревогой, я поспешила следом за ним.

— Ты-то куда лезешь? — шепнул он, когда я очутилась у дверей, невольно вцепившись в его руку, которой он отгородил меня себе за спину. — Стой тихо.

Я послушно замерла.

Громов приотворил дверь, но ровно настолько, чтобы голоса стали заметно слышнее:

— …хозяйской спальни, верно?

— Да, их спальня вон там, третья от окна. Вам что-нибудь нужно? Может, Ярослава Дмитриевича разбудить?