Развод. Моя (не) желанная (СИ)

— Как будто у меня был выбор, — буркнула я, пытаясь угомонить ошалевшее сердце.

Я слышала, как Громов едва слышно хмыкнул, как опустился на свою половину постели, поставил телефон на зарядку и наконец лёг.

Лёг на максимально далёком от меня расстоянии, будто решил вдруг уважать неприкосновенность моих личных границ.

— У нас у обоих его сейчас нет.

Боже, а как угрюмо-то прозвучало… Вот только это неправда. Это наглая, наглая ложь.

И ради того, чтобы исправить эту несправедливость, я даже выползла из-под одеяла.

— Это у тебя-то выбора нет?

Панель он погасил, поэтому я ориентировалась на его голос, а он не мог видеть моего возмущённого взгляда.

— А откуда бы он у меня взялся?

Не надо, Алина. Не надо этого делать. Промолчи!

— Так это из-за отсутствия выбора ты по чужим постелям мотаешься?

Громов отозвался не сразу, но в темноте я слышала, как едва слышно зашуршала от его движения простыня.

— А тебе кто вообще об этом напел? — в низком голосе звучали удивление и подозрительность.

— Да тебе-то какая разница? — не собиралась я свои контакты сдавать. — Я и без того догадалась бы, в чьей постели ты от своей тяжкой судьбы маешься.

Сердце бухало у меня в ушах, с головой выдавая мою крайнюю степень взволнованности.

И Громов не собирался хоть как-то эту взволнованность погасить.

— Тот же вопрос я адресовал бы тебе, — в голосе Громова проснулись какие-то новые нотки. — Что, Митина, всерьёз хочешь об этом поговорить?

Глава 31

— Не собираюсь я твоих потаскушек обсуждать, — и я почти не кривила душой.

Ведь это же и впрямь бессмысленно. На что мне его амурные похождения? Зачем в них лезть? Супруги-то мы исключительно на бумаге, и все эти клятвы верности — лишь маскировка.

Алина, ты распоследняя балда. Не стоило вообще ничего ему говорить.

Но что толку себя ругать, когда дело уже сделано…

— Почему же? Почему же не пообсуждать, раз у тебя они вызывают такой живой интерес?

— Никакого интереса они у меня не вызывают! Хватит надумывать, Громов.

— Тогда к чему вообще была эта ремарка?

— Вырвалось.

— Ах, ну тогда конечно, — с притворной готовностью пошёл на попятную Громов. — А то я уж было подумал, в тебе ревность взыграла.

Я откинула одеяло и села в постели, уставившись в его сторону разгневанным взглядом:

— Помечтай! Ты считаешь, мне есть хоть какое-то дело до того, кого ты в постель к себе тащишь?

По его движению я поняла, что он тоже поднялся. В темноте прозвучал едва слышный смешок, почти урчание.

Ну конечно, моего липового супруга до предела забавляла вся эта ситуация. Ничего другого я и не ждала.

— Митина, ты хоть понимаешь, что с головой себя выдаёшь? Я уж молчу о том, какой ты мне разнос устроила в первую брачную ночь.

Да что он в меня вцепился-то? Каких ещё признаний от меня ждёт?

— Я, конечно, понимаю, что эго у тебя размером с твой дом, но это уже ни в какие ворота, — бесстрастности моего голоса позавидовал бы кто угодно. — Тогда моей единственной заботой было то, чтобы всё выглядело правдоподобно. Из-за тебя и твоих непомерных аппетитов у нас могли возникнуть проблемы! Кто-нибудь мог узнать и потом разболтать тому же Лисицыну.

— Ну надо же, какая ты всё-таки дальновидная. Всё о деле печёшься, — в голосе Громова вдруг зазвучали по-настоящему жёсткие нотки. — То есть ничего личного, так? Разрешаешь мне и дальше блудить, верно я понимаю?

Я заморгала от такого неожиданного пассажа. Нет, правда, какого ответа он от меня добивается?

— Я уже сказала, — процедила я, с досадой понимая, что сказать мне попросту нечего, — мне до твоих развлечений дела нет никакого, пока они не мешают нашей легенде.

— Ну и прекрасно, — получила в ответ. — Круто, что у нас в этом вопросе полное взаимопонимание.

— Супер, — я рухнула обратно в постель, накрываясь одеялом.

Внутри всё трусилось от злости, непонятно откуда взявшейся обиды и разочарования. Я всё-таки надеялась на его… раскаяние?

Чего я на самом деле ждала? Что Громов в извинениях примется рассыпаться? Да плевать он хотел на меня и мои… и мои… соображения!

Но слово «чувства», которого я с такой настойчивостью избегала, хищно кружило в моей голове, намекая, что не позволит мне себя проигнорировать.

Да нет никаких чувств! Вот ещё!

Я зарылась носом в подушку, подавив почти нестерпимое желание вцепиться в неё зубами.

— Спокойной ночи, — непривычно тихим голосом отозвался Громов, и я услышала, как он тоже обратно улёгся в постель.

— Спокойной, — буркнула я.

Но о спокойствии в итоге можно было только мечтать.

Я крутилась и вертелась под одеялом, потому что никак не могла принять настолько удобное положение, чтобы наконец-то заснуть.

Настораживало то, что и Громов, кажется, заснул далеко не сразу. Стоило мне замереть в новой неудобной позе, как я обязательно слышала, что он тоже ворочается.

Но мы оба старательно делали вид, что совершенно не замечаем чужую бессонницу.

Ближе к утру я до того измучилась, что всё же провалилась в беспокойную чёрную муть, которую и сном-то было сложно назвать.

Должно быть, поэтому и очнулась, почувствовав, как моего оголённого плеча коснулось прохладное одеяло.

От неожиданности распахнула глаза.