Развод не дам. Точка (СИ)

Мимо пробегает девушка. Улыбается приветливо, посылаю улыбку в ответ. Несмотря на бессонную ночь чувствую себя отлично, может, от того что серотонин и эндорфин постепенно начинают подниматься. А всё потому, что Агату скоро увижу. Как мальчишка, но так приятно! Работе не мешает, наоборот, сил так много, что с лёгкостью переверну Землю, если понадобится. Дорога в офис «зелёная» — не стою ни на одном светофоре. Заезжаю за кофе — ей явно понравился. Может, пригласить выпить чашечку? Или лучше заехать утром, подвезти до работы? Мог бы адрес узнать и приехать, но это слишком… Быстро. Да и дочка у неё, мало ли, как отреагирует. Я с детьми вроде нормально общаюсь, но слабо представляю, каково это — иметь ребёнка. Со Светой трудились, потому что она хотела. Часто думаю — Бог отвёл, что так и не получилось.

Агаты на месте нет. Хмурюсь — не опаздывала пока ни разу. Смотрю на часы — это опять слишком рано. Даже Ксюши ещё нет, хотя офис уже открыт, уборщицы только ушли. Оставляю дверь в кабинет открытой, может, только поэтому слышу неторопливый перестук каблуков. Или это от того, что каждый волосок на теле дыбом встал, потому что это она?.. Не могу скрыть улыбку. Выхожу и осекаюсь, так и не начав говорить: Агата бледная, глаза блестят, сухие, но смотрят с такой знакомой горечью. Она смотрит на меня и вымученно улыбается.

— Зайди, — прошу, понимая — если откажется, в душу не полезу. Если откажется, скорее всего не будет никаких шансов. Вижу, как сомневается. Сам дышать перестаю. Что-то случилось у неё вчера, переломное и явно меня не касающееся. Сердце пропускает удар. Агата делает шаг, ещё один, проходит мимо, в кабинет, падает на кресло и прикрывает глаза ладонью. Длинно выдыхает, и я — вместе с ней.

— Как ты это пережил, а? — спрашивает горько. Пояснительная бригада не требуется.

— Тяжело. Работа отвлекла.

Она сегодня выглядит почти как в первый день. Бледно-голубая юбка миди, изящные щиколотки скрестила, как английская леди. Кремовое пальто, белый блейзер — как белая цапля, почти невесомая, сотканная из воздуха. Но чувствуется тяжесть, которая не даёт ей взлететь.

— Муж вчера решил, что до развода будет жить с нами, — говорит она тихо. Смотрит на меня снизу вверх. — У них вообще совесть есть? Стыд? Как можно в душу насрать, а потом делать вид, что всё в порядке?

— Не знаю. — Развожу руками. Печально улыбаюсь. Вспоминаю о кофе, протягиваю. — Я не раз этим вопросом задавался, и, поверь, ответа так и не нашёл.

— Ты можешь дать мне номер адвоката, который вас развёл?

— Адвоката? — теряюсь. — Мы без него обошлись. Общего имущества особо не было, квартира моя, машину ей отдал. Детей нет. Но я могу спросить у друзей, вдруг кто подскажет.

— Спасибо. — Улыбка на этот раз искренняя. Как солнечный луч, скользнувший сквозь пыльное окно.

— Можно личный вопрос? — Дождавшись кивка, осторожно спрашиваю: — Почему вы разводитесь?

— Почему? — Лицо Агаты преображается. Она смотрит вглубь себя и кривит губы. — Потому что я оказалась недостаточно хороша, и он решил попробовать завести ещё одну семью. Наверное, я была пробной подпиской, которую просто каждый месяц забываешь отключать. — Светлые глаза взлетают и впиваются в меня. — У него несколько лет была другая семья в Сочи.

Ублюдок. Смотрю на неё, невероятную, хрупкую, и в голове не укладывается, как можно обидеть, предать. Выбрал другую — не вопрос, всякое бывает. Но с хера голову человеку морочить?! Никогда измен не понимал, ни мужских, ни женских. Нет им оправдания. Как бы ни был пьян, прежде чем с кем-нибудь в номера поехать, всегда уточнял наличие второй половины. Любительницы наставить мужу или парню рога сразу отправлялись искать приключений в другом месте. Неужели сложно быть честным перед собой? Придерживаться собственных норм морали и нравственности. Не обязательно воздвигать вокруг себя забор, главное — себя не предавать. И близких.

— Саш, — зовёт она робко. Вздрагиваю — даже больно становится от того, как скручивается всё под рёбрами при звуке собственного имени. Задумался, не заметил, что на меня смотрит.

— Прости. Представил, как ломаю твоему мужу челюсть.

— Сломал бы? — Агата хлопает ресницами. Присаживаюсь на край стола, напряжённые мышцы постепенно расслабляются.

— Да, — отвечаю просто. — Потом, правда, пришлось бы на руку гипс накладывать, потому что боец из меня никудышный. Ходил когда-то на бокс, но это всё-таки не моё.

— И всё равно ударил бы? — Голова склоняется на бок. В глазах искры, так и слепят.

— Ударил бы. — В горле вдруг становится сухо. С трудом сглатываю. Разговор сводится к одному вопросу, задавать который сейчас слишком рано. — Слушай! — нарочито громко хлопаю себя по бедру: — Как на счёт того, чтобы завтра тоже начать утро с кофе? Хочешь, я за тобой заеду?

Идиот. Она же только что сказала, что муж переехал обратно… Это может плохо сказаться в суде, если поползут слухи, что у Агаты тоже роман на стороне. Да твою ж… Хочется хлопнуть себя по лицу.

— Только если заберёшь от школы, — внезапно соглашается Агата.