Развод. Не жди прощения (СИ)

Вот теперь можно и домой. Георгий сажает меня в машину, и мы направляемся в коттеджный поселок. Вечерняя Москва прекрасна, особенно, в субботу, особенно в центре. Во все глаза рассматриваю вывески клубов и ресторанов, красивые машины, шикарно одетых людей. Я не помню, когда последний раз была в таком месте, если, конечно, не считать благотворительного аукциона. Но это было не то. Не камерный вечер на двоих за уютным столиком, не дубасящая басами дискотека, не злачный бар, где бармен знает завсегдатаев.

Вскоре мы покидаем центр, и я понимаю, что не хочу развлекаться одна. Вот если бы со мной пошел Герман, было бы другое дело. Ловлю себя на мысли, что хотела бы сходить с ним на свидание. На настоящее свидание. И плевать куда. Но поздно я это осознала. Теперь все кончено.

Машина двигается плавно. Георгий вообще отлично водит. Я перестаю смотреть по сторонам. Скоро приедем. Бужу телефон, чтобы почитать и…

Слух улавливает громкий металлический звук удара, но мозг не понимает, что произошло. Лечу в водительское сиденье, в ушах звенит. Боль разливается, кажется, по всему телу.

Через мгновение очухиваюсь в проходе между сиденьями. Пытаюсь выбраться. Застряла. Плохо чувствую тело. Только боль. Раздается визг тормозов, и под звук удара машину швыряет. Меня бьет головой об основание переднего сиденья.

Следовало пристегнуться — последняя мысль, которую я осознаю, прежде чем мир проваливается в черноту.

50.

Открываю глаза уже в больничной палате. Зрение фокусируется не сразу, и голова гудит. Медленно оглядываюсь. Вижу мутно. Зеленоватые стены, вертикальные жалюзи на окнах, рядом тумбочка, я лежу на какой-то навороченной широкой каталке. На пальце прищепка-датчик. На мне ситцевая рубашка, из-под которой к аппарату рядом тянутся два белых провода. Аппарат мерно пикает.

В кресле у противоположной стены дремлет темная фигура… В душе тревожно-радостно ёкает. Герман?! Прищуриваюсь, чтобы картинка не расплывалась. Точно он. Аппарат начинает пикать чаще, и Герман открывает глаза. Привычный костюм, привычная небритость, но что-то неуловимо отличается — напрягаю зрение — усталость на лице. Пожалуй, я никогда не видела Германа настолько утомленным.

Он поднимается и подходит ко мне. Очень мрачный. Не знаю, чего ожидать. Отчитает, что в больницу попала? Сухо выскажет недовольство, что работа встала?

— Я рад, что ты пришла в себя, Виктория, — его голос звучит непривычно глухо, но тепло. — Я волновался.

— Спасибо, что приехал, — только и нахожусь, что ответить. Получается хрипло. — Что случилось?

Только сейчас понимаю, что не помню, как оказалась в больнице.

— Произошла авария, — отвечает Герман и протягивает мне пластиковый стакан с трубочкой. Жадно присасываюсь к воде, пить дико хочется. — Зачинщик скрылся с места происшествия. Георгий не справился.

Воспоминания прорезаются обрывками, но в душе тут же поднимается волна тревоги за водителя. Он ведь мог куда сильнее пострадать!

— Георгий что? — спрашиваю обеспокоенно. — Он в порядке?

— Георгий не пострадал, если ты об этом. Он был пристегнут, — тон Германа становится тверже. — Первый автомобиль въехал в твою дверь, машину вытолкнуло на встречку, и второй удар пришелся на капот с пассажирской стороны. Так что Георгий отделался царапинами. Он вызвал тебе скорую и сообщил мне.

Киваю с понимающим видом, хотя понимаю только то, что ничего не понимаю.

— А эта авария — случайность? — возвращаю Герману стакан.

Услышать ответ, признаться, страшновато.

— Нет, Виктория, не случайность. На тебя напали, — снова мрачно выговаривает Герман. — Мне жаль, что ты пострадала. Это моя вина. Не придал значения тому, что Тимур винит тебя в своих проблемах. Это недопустимо. Я позабочусь, чтобы такого больше не происходило.

Интересно, как он собрался такого не допускать?! Запереть меня? Как можно оградить меня от жизни?

— А если это все же совпадение? — начинаю нервничать, писк аппарата еще усиливается. — Ты не думаешь, что аварии просто случаются?

— Эта авария была спланирована, — Герман ласково убирает волосы мне за ухо, но от него веет тревогой. Взгляд тяжелый, как каменная плита. — Это покушение на твою жизнь. Я уже ищу исполнителя.

Становится даже неуютно, столько боли и тоски в его глазах. Такое чувство, что он пытается занять руки, чтобы отвлечься.

— Одна авария уже стоила мне… — продолжает он тихо, но осекается. — В общем, я просто понял, что не могу потерять…

Его прерывает щелчок двери.

В палату заходит медсестра, судя по белому приталенному халатику с красной тесьмой по швам.

— На пост поступил сигнал о резком повышении сердечного ритма пациента, — выговаривает она требовательным голосом и подходит ко мне. — Вам не стоит волноваться. Организм ослаблен.

Да что ж все подряд рассказывают мне, что можно, а что нельзя. Злюсь.

— Позвольте мне волноваться, сколько мне влезет, пожалуйста, — скриплю сквозь зубы. — И, если вы не против, я бы хотела пообщаться с врачом.

Медсестра сердито сверкает глазами и поворачивается к Герману.